Бездорожьем равнин и пологими склонами
я неспешно хожу по родной стороне,
вербы низко кивают зелёными кронами,
словно душу родную признали во мне.
Люди врут, что эмоции с мыслями химия,
электричество в толще нейронов и жил:
первоцветы, кусты и деревья живыми я
не умом, а всей сутью своей ощутил.
Прежде чем им упасть под железной секирою,
они век шелестят для своих палестин,
да простят меня те, все кого я шокирую:
человек деревянней корявых лесин.
Ведь по-царски не мы их, а нас они жалуют,
ничего не прося у двуногих взамен,
и вбирают в себя нашу грусть залежалую,
а кого-то спасают от вскрытия вен.