Московское
Шлю тебе обрывки грёз:
шелест бентли и берёз,
дождь над стразами проспектов,
фотку "дорого до слёз".
Над газоном серый смог.
Человек жуёт хот-дог.
Кремль краснеет от свободы,
по звездам струится ток.
Шелестят щиты реклам.
Вдалеке ритмичный хлам -
корабли несут туристов
к расписным колоколам.
Древний храм. Икс номер Рим.
И не верим, но горим!
В переходе звон гитары,
(Виктор Цой необорим).
Ну а выйдешь под лучи -
в магазинах москвичи,
бесконечно, одиноко,
покупают калачи...
_________________________________
На таможне
Сей край на грани, дяди ищут дряни,
собаку водят - поводок скрипит.
Роняет точки унылый краник.
В баулах время как динамит.
Пересекали, переживали,
смотрели в окна на тёмный двор,
там уводили, а мы знавали -
не выходили в казённый сор.
В мирах казённых полно казнённых.
"Валерик, сходишь купить воды?"
(Валера курит, рублём спасённый.
Без прегрешений. В луче звезды.)
______________________________________
В техподдержке
Невозможно – заявили в техподдержке -
полетело сердце, модуль триста три,
мастер сделал всё: его издержки
оплатите в кассе у двери.
Пискнул ксерокс подбирая слово,
не нашёлся, выдал лист пустой…
В чёрной сумке вился, вился провод
бледной мышки, ставшей сиротой.
___________________________________
"Свободная касса!"
То жеманный мужчина ломает каблук,
то нетрезвая тётка басит: «ты проверь»...
А в бесполом бигмаке - говядинка, лук:
мягкожопое тельце, картонная дверь.
Поцелуй меня - просит бигмак в потолок -
а потом искусай: зад, перёд, эдак, так…
Эта касса свободна, а ты одинок
в этом мире запретов на грешный бигмак.
Удивляясь, шагаешь в халявный толчок
и, во имя свободы, звучит тебе вслед:
«Фарш черёд! Эта касса свобо…, дурачок,
эта касса свободна, как ты ещё нет».
_________________________________________
В тетради в линеечку
Ты помнишь путь со школы: гаражи
и мужички толкуют об Афгане -
они бухали, типа, после бани,
а мы спешили по заснеженной глуши…
Большой туман растёт из головы
и силуэты прорастают в дали -
не выбирают этот мир, увы,
а с детства обсуждают как попали.
Какой народ – такие тётки на углах,
такое отражение в газетах,
такая даль во снах, таковский флаг
и что ещё? Таков напев в ракетах.
Должок отдать придется: Бога ради.
Отдай им всё что есть, они правы.
Отдай себя. Ты помнишь, как в тетради
в линеечку склонял: «Массква, Массквы»?
Отдай им всё, убогим и беспечным,
и коридором тёмным уходи
в осеннюю кривую бесконечность
в напрасные московские дожди.
_______________________________________
Осеннее взаимоуничтожение
Горсть монет – бросок - летит в волну.
Литгерой танцует у перил
и смеётся. Но, пускай он мил,
я его возьму, да зачеркну...
И меня закрасит поворот.
Не оставит в памяти метро.
Выжжет осень - и, наоборот,
я поставлю осень на зеро.
Если стрелка вдруг укажет на
литгероя, значит человек
дотанцует. Вот тогда - луна.
И тогда, пожалуй, первый снег.
________________________________
к Зине
Раньше я шёл по колено в глине,
теперь по пояс.
Северное небо так сине,
что я практически не беспокоюсь
о своём погружении в вязкую землю.
Шагаю к Зине.
И наплевать, что щекочут стебли -
ведь северное небо так сине.
Вот уже по шею, а я всё к Зине шагаю.
Так хочу её – иней тает, изнемогаю.
Под землю глухо уходит тело.
Синичка пела. Сосна скрипела.
Се - андеграунд, здесь норы, корни…
Гремят трамваи. Усталый дворник
метёт в решётку холодный ветер.
Дождётся Зина и будут дети.
Сквозь трупы, трубы и норы света,
январским летом вдоль речки Лета,
без неба вовсе, как будто с небом -
шагаю к Зине, сквозь пыль и небыль.
____________________________________
Ответ
Северный ветер. Утро. Дождь.
Вечность таится в глухом лесу -
скажет «чирик» и её поймёшь.
(Здесь пролетает «су»
двадцать седьмой, или кто там ещё).
Ветка. Ладонь. Вода.
Птичка чирикает: «фью» словно: «да» -
хочется думать, что да...
Щели в листве заполняет свет.
Мятный душевный лёд
тает.
Вновь задаёшь ответ.
Каждый его задаёт.
______________________________________
Домой
Пассажиры пьют чай и ведут разговор.
Время тянется сном в качке полок.
Ручеёк сквозняка вытекает из штор.
Воздух густ, разговор будет долог.
И за окнами мир, отражаясь, течёт
о погодах, властях и державах.
Этот поезд, всегда, едет где-то ещё,
те же фразы во встречных составах.
Как колёса стучат тишиной-тишиной
так и речь закольцована правдой одной,
это всё ни о чём - просто некто немой
полыхает внутри, возвращаясь домой.
Невозможно ни выразить, ни доказать.
Голос вязнет в безмолвии бритых полей.
Собеседник зевает и прячет глаза
в накрывающей станции мгле.
Всё давно пересказано. Дальше повтор:
бесконтрольные звуки, гремящая тишь.
Растворяется в синей реке разговор,
только кажется, что говоришь.
Провода, словно в детстве, волнами времён...
Под наброшенной курткой, сорвавшись в пике,
попадаешь домой. Понимаешь, что сон
и стекают огни по щеке.
_____________________________________________
Ружьё
"Ружьё всё опасней" - смеются в антракте за столиком дамы.
Надев маски призраков, труппа актёров вприпрыжку идёт
к бордовым кулисам, (сжимая картонные звёзды с рекламой).
На окнах театра сверкает намёрзший, меж рамами, лёд.
В огнях крыши города. Далее - лес в окружении неба.
Кристалы Сваровски блестят над желтеющим сыром луны.
В конце то концов, неизбежно, случается выстрелом небыль,
ряды улыбаются криво от силы ударной волны.