В облаке пыли плыл.
С изорванных пальцев
кровь
падает, в след,
оставленный, одинокий,
как мизинец отставленный,
и никак не выдохнуть...
Мои единственные друзья:
засохший цветок
и обвалившаяся могила
глотают горькую
Бертолетову соль.
А я -- трезвый -- вырываюсь,
борюсь.
Судорожные объятья,
лёгкий спазм,
вода в лёгких,
и никак не выдохнуть...
Ерундовое дело -- балансировать
на льдине,
и плясать до упаду,
сплёвывая на грязный снег
влажную тину,
ароматную, как вчерашний смог.
Звучным шлепком ластами по подножию
резюмирую: Я не смог...
Но всё это -- поза,
несдержанность.
Головой в облака,
затылком о камень,
и за каким-то неведомым
лешим
недостижимо-высокий слог.
Каждое движение выверено,
каждое слово взвешено.
Только
отчаяние сквозит
во взгляде.
Неловкий момент --
шпагат наброшен
на перекладину,
и никак не выдохнуть...
В кармане хрустят
билеты
в одну сторону,
в заснеженную мою Калифорнию,
в приполярный Лос-Анджелес.
Без права смотреть
по сторонам,
пронзать собой
заиндевевшую ткань
из пыли и пара,
что мог бы сорваться с губ.
Эх, не будь я так глуп,
взял бы другую
карту острова
несметных
сокровищ,
окунал бы ладони
в счастье,
задыхался бы.
Но сегодня моё безумие,
моя беззубость
возобладали.
И я упёрся в шершавую
стену лбом,
стеная и плача,
и никак,
не могу
вдохнуть...