Ополоумевшая от тревоги, забытая, разбитая дорога
Бежит и молится, и бьется об пороги,
И просит: «Пощади! Умой горячими слезами,
И сердце обожги, разбей его холодными словами!»
Но все молчит. И пустота вокруг пустой дороги.
Она ж плетется (бедная!), глядит себе под ноги,
И видит там свое изображенье:
Лицо, глаза, печаль и удивленье.
Она хромая, грязная, больная –
Как будто бы всегда была такая.
Но, вспомнив молодость, дорога себе шепчет сладко:
«А помнишь, было?..» - Нет. Не помнит. Гадко
И больно. Пусто и никак. Паршиво-мило.
И сердце все молчит-молчит – и вдруг … завыло!
Но вой в пустыне – будто соль Земли на ране мира.
Пустыня – это море, затерянное в немоте квартиры.
И кровь Земли течет по миру, словно реки к океану.
Как будто бы так лучше!: кровь собрать в одну большую рану,
И, расплескав по капле эту кровь, испить пустую чашу.
Любую кровь: твою, мою, свою, чужую – нашу.
Лишь бы текла она – по телу, по Земле и по дороге –
Ей стало б сыто-сладко, без тревоги,
И успокоилась дорога, превратилась бы в речное русло,
Пусть покраснела бы (как будто от стыда), зато не грустно.
Пускай бы напилась дорога всласть кровавой жижи…
Все лучше, чем кричать кому-то вслед: «Так пощади же!»