Смотрю вперёд, дышу устало - запас пустых надежд иссяк.
Лишь голова набита хламом, как туристический рюкзак.
В ней странным образом ютится непостижимая мура -
На камни брошенная птица, огонь сгоревшего костра,
Страницы книг, что пожелтели, за счастье выпитый «Рояль»,
Весна в серебряных метелях, в махровых бабочках февраль,
Седая бахрома ковыли, плеск пересохшего ручья,
Иркутск, в котором жили-были и умерли мои друзья.
Смиренье траурного зала, тела использованных шлюх -
Слова что ты вчера сказала самой себе зачем-то вслух,
И прочее. Какая жалость… О боже мой, конфуз какой!
В ней места просто не осталось запомнить, что сейчас со мной.
И что мне делать, кто подскажет? Куда девать всю эту муть?
Ведь шестизначный номер даже в тугую кладь не запихнуть.
Окаменелая пластичность, фигура с грацией слона…
Возможно, эта безразличность – глухонемой протест ума?
Игра нелепая, смешная… подсмотрен следующий ход.
Зачем мне знать, не понимаю – какой сегодня час и год.
Тем паче век, сезон, эпоха… И слышать больше не хочу,
Тех, кто кричит «да мне всё по х**», хоть самому не по плечу
Ни то что осознать ошибки – поссать, штаны не обмочив.
Накину глупую улыбку. Переключусь на свой мотив,
Гипотетически допустим воображаемой ***ни,
На фоне беспросветной грусти, что во вселенной мы одни.
Сниму ровесницу постарше гораздо возрастом, чем дашь,
И назову её Наташей, давно я не любил Наташ.