(продолжение)
2. 40-е, начало 50-ых. Встречи со Сталиным.
В отличие от первой части воспоминания, я не могу говорить про эти годы с улыбкой или юмором: время было тяжёлое.
Шла Война. Немцы приближались к Москве. При объявлении воздушной тревоги спускались в бомбоубежище, расположенное в подвале нашего большого дома. В конце 1941 наша семья вынуждено уехала из Москвы в эвакуацию в Меленки - небольшой город Владимирской области, где жили наши родственники. Ехали в товарном вагоне на соломе. Смутно помню как в районе станции "Сортировочная" в створ приоткрытой двери "теплушки" видели вдали бомбёжку.
В Меленках жили на окраине города, в простом деревянном доме с русской печкой, сенями, где вили гнёзда ласточки, двор огорожен глухим деревянным забором. Хозяин, дядя Шура, сапожничил. Вот о том времени:
Вновь памяти рассеялся туман...
мы - дети у родни на русской печке,
где запах тыквенных семян
и полушубка, или шкур овечьих...
А в доме пахнет просмолённой дратвой,
замёрзшее окно, скамья - на ней
рядками струганные колышки гвоздей
и молоток с сапожной «лапой»...
Ещё стоп-кадрами из той поры:
метель, сугробы выше головы,
в ворота стук: «Пустите на постой!» -
солдат с пораненною головой...,
ему в ответ: «Прости, мы стеснены,
у нас эвакуированные из Москвы»...
..............................
Куда ушёл тот раненый солдат?
- мне кажется, он всё ещё идёт -
и, исподволь, десятки лет подряд
та печка русская тепло мне отдаёт.
Могу ошибиться, но мне кажется, что в тёмное время зажигали лучину, или это связалось в памяти с тем, что вечерами женщины пели "Догорай, гори, моя лучина...". Жили тесно. Со временем переехали на съёмную квартиру (комнату). Я сильно заболел. Долго не могли определить причину. Когда установили, оказался ревматизм. Мама меня укутывала с головы до пят в вату и какой-то материал типа пергамента. Болел тяжело и долго, легче стало весной. Первое, что я увидел и запомнил после болезни, - большое цветущее розовое дерево у окна и стеклянную вазочку синего цвета в буфете нашей доброй хозяйки. Потом, когда стал выходить на улицу, добавились нарядные серёжки цветущих тополей и горьковатый запах клейких прозрачных листиков.
В Москву вернулись в конце 43-го.
В Москве неуютно: перебои со светом, воду маме приходилось носить в вёдрах на четвёртый этаж, что, с учётом высоты наших потолков, соответствовало теперешнему шестому. Лифт не работал, дом не отапливался. В комнате установили печку-"буржуйку". Газа тогда ещё не было: саратовский газ подвели где-то после 46-го года.
В школу пошёл в 1943 году. Уроки часто делал с "коптилкой".
В первом классе с нами учился маленький татарин. Однажды он пришёл в школу с ровно наполовину наголо остриженной головой: в парикмахерской отключили свет. Ещё он запомнился тем, что откуда-то приносил старинные и иностранные монеты на обмен. За каждую монету брал "завтраками", количество которых определялось ценностью монеты. Эти "завтраки" состояли из бублика и конфет-подушечек. Их приносил дежурный на перемене на большом деревянном подносе. Как правило, уже при входе в класс кто-то вышибал его из рук дежурного, всё разлеталось по полу, ну а там, как повезёт. В результате этих "товарно-денежных" отношений я собрал небольшую коллекцию монет.
Помню, как по радио объявили о Победе. Моя "московская" бабушка (была ещё "кузьминская") радостная бежала вниз по парадной лестнице нашего дома, останавливалась на каждой площадке и стучала в двери каждой квартиры - "Победа! Победа!". Она потеряла в войну сына - моего отца, мужа, брата. Сама во время войны стала "Заслуженным донором СССР" - о ней был репортаж по Всесоюзному радио.
Вот один, уже послевоенный, эпизод. В нашем большом доме (он в плане имел форму прямоугольника) в глубине двора жила семья - мать с детьми. Сын и дочь старше нас и оба очень красивые. Володя (если память не изменяет) - статный, широкоплечий, светловолосый - таких изображали на плакатах! Он только что вернулся домой из армии, ходил в чистой, но выцветшей гимнастёрке с медалью на груди. Мы, мальчишки собирались вокруг и слушали его рассказы, полные свежих ещё впечатлений. Говорил он, сильно заикаясь: - "Идём по полю, изрытому воронками. Почти в каждой прячется немец, а лежали они головой вниз, ногами к краю воронки. Мы из автомата даём очередь ему в задницу, он взвизгивает как поросёнок, а мы идём дальше, к следующей воронке...". Мы понимали, что он всё это переживал заново. Как я слышал, он и мать потом спились.
Жизнь постепенно налаживалась, хоть медленно и трудно.
В 46-м году нас с приятелем (жили в одном доме, сидели за одной партой) отправили в пионерский лагерь. Кормили скудно, мы ходили полуголодные. Запомнился лагерь тем, что в июне месяце (!) выпал снег и песней "Расцвела сирень, черёмуха в саду..."
Немного позже я записался в кружок ИЗО Городского дома пионеров на ул. Стопани - красивый особняк, напоминающий французских средневековый замок. Это довольно далеко от дома - нужно идти переулками, пересекая Чистопрудный бульвар с трамвайными линиями вдоль него. Ходил самостоятельно: тогда это не считалось опасным. Не знаю как рисунком, но горжусь своим первым рационализаторским предложением. Во время занятий рисованием бумага крепилась на складном мольберте-"хлопушке", которые разъезжались и поочерёдно падали с грохотом. Наш наставник обратился к нам с просьбой найти простое решение этой проблемы. "Нужно прибить ластики на ножки, вот и всё!" - моё предложение приняли.
И вот об одном, удивительном явлении из жизни мальчишек того времени хотелось бы рассказать чуть подробнее. Кстати, об этом же свидетельствует и, упомянутый мной ранее, писатель Ю.Нагибин, живший в соседнем доме.
В проходном дворе его дома, через который я ходил в школу, находился винный склад, стояли деревянные бочки с плохим кислым вином. "Дворовые" ребята иногда вышибали пробки и пили это вино. Казалось бы, послевоенные годы, бедность, безотцовщина. Из развлечений - кино, дворовый волейбол, зимой коньки, "русский хоккей" с мячом и самодельными, согнутыми из толстой проволоки, клюшками и всё. Но нет, мы - мальчишки из разных домов со всей округи собирались небольшой дружной компанией не на парадной, а на "чёрной" лестнице нашего дома (через которые выносился мусор, а раньше носили ещё и дрова из дровяных подвалов) и одни пели без аккомпанемента, а другие внимательно слушали. И пели не блатные песни, как можно предположить (хотя бывало и это), а самозабвенно пели классику! - да-да, арии из опер, неаполитанские песни. Я присутствовал в роли заинтересованного слушателя и сам для себя всегда напевал что-то из популярных мелодий. Пели не только на лестнице. Помню, как в седьмом (!) классе во время урока на соседней парте Слава П. (впоследствии известный график, Заслуженный художник России, его работы есть в главных музеях страны) тихонько напевал: - "Дай руку мне, красотка, мы в замок с тобой пойдём...". Что это, почему я не знаю? Потом выяснил - это же из оперы "Дон Жуан" Моцарта! Теперь такое вряд ли возможно себе представить. У некоторых оказались хорошие голоса, даже предлагали пройти прослушивание: отец одного из нашей компании был композитор. Но главное не в том, что кто-то стал певцом (нет, конечно), а в тяге к настоящему искусству, которая исподволь прививалась тогда в школе, по радио. Эту любовь к хорошей музыке мы пронесли через всю жизнь. Увлекались, конечно, и бывшим под запретом, джазом. Но запрет только подогревало интерес.
Один современный политикан недавно изрёк, что Советская власть ликвидировала безграмотность только для того, чтобы крестьяне могли читать коммунистические лозунги! О степени его подлости судите сами.
Теперь о Сталине.
Конечно же, в то время наши головы забиты пропагандой. Так я, ещё по-детски рассуждая (об этом и говорить-то неудобно), задавал себе вопрос: - могу ли я дышать с Ним одним воздухов, ведь я находился на расстоянии всего полутора километров от Кремля? Позже у меня, из соображений справедливости, возник другой детской вопрос - почему всё время о Сталине, а о Ленине меньше?
Своего отца я, практически, не помнил, он погиб в 1942. От него у меня хранился небольшой красивый значок - на фоне красной эмалевой розетки накладной бронзовый профиль Сталина. Долго не решался, но потом, скорее, в память об отце, привернул его к своей курточке. Помню реакцию одноклассника: - "Что это за верноподданнические чувства?" - даже на нашем уровне было неприятие. После этого я снял значок.
Реально видел Сталина дважды. Один раз, когда шли в колонне демонстрантов (наверно с классом?) по Красной пощади. Наша колонна была ближе к зданию бывшего ГУМа (в то время в нём были учреждения). До Мавзолея далеко и плохо видно: мешали флаги и транспаранты, тем более, что, когда мы поравнялись с Мавзолеем, он сел, видимо, устал стоять, поэтому хорошо разглядеть его не мог.
Другой раз, когда я шёл по краю площади Дзержинского (Лубянской), достаточно близко от меня проехал без сопровождения правительственный ЗиС 110, очевидно бронированный, о чём можно судить по очень толстым (как мы называли, "авиационным") пуленепробиваемым стёклам, сквозь которые мне удалось на заднем сидении увидеть Сталина в парадной форме. Я до сих пор себя спрашиваю, могло ли это случиться в реальностьи или я его с кем-то спутал...
И ещё. У исследователей, литературных критиков, чтобы подчёркнуть преемственность, часто можно услышать, что кто-то из известных личностей отстоял во времени, например от Пушкина, по цепочке знакомств на расстоянии всего нескольких рукопожатий. Я отстоял от Сталина на расстоянии двух рукопожатий.
Зима. Мы с товарищем прогуливали урок. Стояли у ограды небольшого пустыря (скверика, где потом классом высаживали деревья) на углу улицы Покровка и Потаповского переулка. Гораздо позже я узнал, что на этом месте находилась одна из красивейших церквей Москвы - Церковь Успения Пресвятой Богородицы и, что, когда Достоевский проезжал мимо неё, он обязательно снимал шляпу.
Так вот, в этом месте и в это время мимо нас прошёл другой прогульщик из нашего класса (кстати, тот, который упрекал меня значком) рядом с невысокой пухленькой девочкой. А, надо сказать, что в те годы обучение было раздельное. Я, из зависти или удивления, бросил на эту парочку презрительный взгляд, что, оказалось, имело последствия. Как выяснилось позже, этим я привлёк её внимание. Вскоре, через общих знакомых, по её инициативе, мы познакомились и очень сдружились. Оказалось, что её отец* - генерал-полковник, занимал высокий пост в Генеральном штабе (его в своей книге упоминает Жуков как толкового штабиста). Я бывал у них дома, ездил с ними на авиационный парад в Тушино, в санаторий МО "Архангельское" (музей). Так вот, отец как-то взял с собой на приём в Кремле свою дочку. Сталин обратил на неё внимание и спросил "А чья это девочка?" Таким образом, цепочка между Сталиным и мной замкнулась. Говорю это с должной иронией, но всё же...
Хочется обратить внимание на то, что при "тоталитарном сталинском режиме" отношения, по крайней мере, между молодёжью, были гораздо демократичнее, чем в теперешние "демократические" времена. Учились все в обычных школах, ходили по улицам, не опасаясь, и мы верили в общие идеалы - пусть теперь их считают примитивными и ложными, но они существовали!
Я не был, как можно подумать, каким-то убеждённым сталинистом. Когда Сталин умер, мама, как и многие, плакала, я, как и многие, не плакал. У каждого были на то свои причины.
В первой части я назвал воспоминания о небольших эпизодах из детства - драгоценные россыпи памяти. Сейчас на ум приходит другое сравнение. Жизнь представляется ажурным полотном, в котором твоя нить причудливо переплетается с нитями других людей, других жизней, они то сходятся, завязываются узелками, то расходятся, чтобы, потом когда-то встретиться вновь, пусть даже только в памяти...
___________________________________________________________
* Примечание:
Я не привожу ни имени генерал-полковника, ни его должности, ни имени его дочери по следующей причине. Недавно я отыскал в популярном периодическом издании материал, опубликованный несколько лет назад. Автор статьи высказывает предположение, что именно этот генерал-полковник являлся доверенным лицом Сталина (там интересная предыстория). Он - последний, кого Сталин вызвал к себе на дачу 1 марта 1953 года, где они, один на один, долго беседовал. Это было за несколько дней до смерти вождя (в статье, на основе опубликованных воспоминаний самого генерала, дана новая версия смерти Сталина). Предположительно, он же тайно вывез сейф с секретными документами из квартиры Сталина в Кремле после его смерти. Считается, что этот сейф он скрыл подальше от Берии у дочери (той самой) на даче, подаренной ему Сталиным. При этом исследователь пишет, что не смог отыскать имени дочери генерала, поменявшей фамилию после замужества. Я это имя (но не фамилию) знаю и знаю, где они жили в Москве. Но, чтобы не исказить факты и, может быть, помочь дальнейшему исследованию, хотел бы связаться с автором этого материала и поделиться с ним имеющейся у меня информацией напрямую. Запрос в редакцию я отправил. Но это уже не моя история.
______________
Ниже я даю ссылки на стихи, относящиеся по смыслу к этому времени:
-Меленки, 41г.Вновь памяти рассеялся туман http://www.stihi.ru/2006/06/01-781
- Память. Москва - Меленки, 1941-42 http://www.stihi.ru/2010/04/29/2709
-Патетическая соната http://www.stihi.ru/2006//03-48
-Мне плохо без отца http://www.stihi.ru/2008/05/10/728
-Разговор с отцом. К Юбилею Победы http://www.stihi.ru/2010/05/06/2576
-Душевный камертон http://www.stihi.ru/2013/03/22/2883
19.03.13