Бекки
с лицом актрисы жанра трагедий, (скулы - белее мела),
стоит, раскинув змеи колючих тёмных волос по дрожащему телу посередине комнаты,
в платье из темноты,
сдвинув у переносицы тонкие чёрные брови, в центре, на перехлёсте зеркал,
у самой последней черты -
ломая язык и оскал, с губами алее мака, искусанными до крОви.
Вокруг одиночество – в чашках играет ложками, в книгах на пыльных полках,
за шторами, за окошком и за столом-атлантом, большим, хмурым,
с дубовыми ножками – будто везде понемножку…
В Бекки нет никакого таланта.
Бекки-дура.
Что касается одиночества, - сложно любому поверить -
Оно пришло и осталось – (казалось, его можно было даже задеть, чтоб проверить),
Когда она медленно одевалась, чтобы закрыть за тем, кто уходит, двери.
Она не любила это.
Ужасно боялась, если на то пошло.
Но десять минут назад это всё-таки, произошло…
И с осуждением на их прощанье смотрела пустая посуда –
Скорее б уехать отсюда…
И лучше б не чувствовать ничего.
Тоска ещё та паскуда…
Как будто бы дверь отрезает Его, надменного, лёгкого,
огромным стальным ножом и замочной скважиной – и больше, как дым в легкие
он проникнуть не сможет. Этот Иуда обескураженный.
Она готова всё подытожить в любой момент.
Но сердце его – цемент.
А её – нет, не рана… скорей…подорожник.
Бекки стирает помаду ладонью с лица.
И связь не налажена… И не видно ни края и ни конца.
Боль на чуть-чуть приумножена. Минус сто процентов до рая.
Радары сломались, локаторы в бешенстве ловят сигналы, но чувствуют только пульс – искренний, нежный, шалый. Это сатира.
Мёд её настоящих чувств и привкус кагора, запах мяса и сыра…
Она – обожает. Но для его аргументов, такое алиби видимо слишком сыро.
Как на допросе – лампа. Бекки читает Канта…
В Бекки нет никакого таланта.
Вся её жизнь – партитура чужих пьес.
Бекки – дура. Он – в её ребре тонкий изящный Бес.
Орёт тишиной и глядит из бутылки кагора, сидя на самом донце.
Солнце скользит по стенам и по лицу Бекки.
Бекки жадно глотает солнце.
Всё запредельно ясно. Хочет сегодня в «Ветер», чтоб блестящее платье и в голове ветер. Инструментал в колонках сменила на трэки Басты.
Всё, что помнит из вчерашнего – его руку с серебрянным браслетом,
Подносящую в свете свечи бутылку вина ко рту, пафосно, как будто со шлюхой сидит, а не с ней.
И слёзы сливаются с ярким солнечным светом.
Бекки ещё больней. Но ладно хоть так.
Бекки стоит у зеркала и представляет, как выпускает пулю себе в лоб. Стекает кровь.
Бекки
Ненавидит
Любовь…
Но умеет любить, отдавая себя всю, выворачивая все чувства.
Стать бы, как он.
Деньги, Лоусэн, музыка, туса.
Девушки – словно дамы в колоде – какую захочет.
Бекки злится, плачет, первая пишет, ищет в коротких его сообщениях живой, настоящий почерк…
Бекки совсем ничего не хочет. Даже творить.
Бекки наденет туфли. Бекки будет пить и плясать.
И по нему
Наравне с ним же самим
Курить,
Зная, что он придёт… придёт и обнимет её. Навеки.
Ну а пока вместе с зеркалом повторяет тихо, сквозь слёзы себе улыбаясь…
«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, БЕККИ».