Один кинозритель чистосердечно признался мне, что он постоянно путает в кино Плятта, Гарина и Мартинсона. Великолепно знает каждого из них, превосходно чувствует разницу между ними, помнит роли, сыгранные каждым, и все равно путает. Может быть, на какое-то мгновение. Когда знаменитый актер появляется на экране, в эти первые секунды он словно преломляется в сознании, как святая комедийная троица. Потом-то зритель скажет твердо:. «Э ... нет, это Мартинсон». Или Гарин. Или Плятт.
Поскольку это забавное наблюдение совпало и с моими тайными мыслями, я обратился еще к нескольким зрителям. Результат был поразительно одинаковый. Так я открыл пусть не великий, но все же собственный закон в киноискусстве. Закон тождества зрительской симпатии к Гарину-Плятту-Мартинсону. Закон равенства ожидаемого удовольствия от встречи с Пляттом-Гариным-Мартинсоном. Закон радости — от созерцания первоклассного комедийного мастерства Мартинсона-Гарина-Плятта.
За чертой этого «закона» лежит глубокая разница, именуемая творческой биографией или судьбой актера.
Сергею Мартинсону, например, суждено было появиться на экране (сорок с лишним лет назад) сверхзамысловатым образом: вылезти из горлышка пивной бутылки неким Кулиджем Керзоновичем Пуанкаре. Кулидж Керзонович мечтал — ни много, ни мало — завладеть кассой Госбанка СССР. Юные режиссеры Г. Козинцев и JI. Трауберг предоставили в распоряжение дебютанта купол Исаакиевского собора и борт одного из первых советских аэропланов. Дерзай! Твори!.. Фильм назывался «Похождения Октябрины». Фильм не сохранился. Это был 1924 год.
С тех пор актер сыграл несколько десятков ролей. Он был директором треста и дирижером оркестра, полковником-белогвардейцем и торговцем пиявками, есаулом в разинском войске и парикмахером в сказочном королевстве, человеком рассеянным и человеком-крысой, испанским Фердинандом и былинным Мишатычкой, гоголевской ведьмой и экс-чемпионом по велосипедному спорту ... Он играл у «фэксов» и у В. Пудовкина, у Я. Протазанова и С. Юткевича, у Б. Барнета и Г. Рошаля ... Он выступал в эксцентрических лентах и комедиях, детективах и драмах, кинопамфлетах и киносказках ... Всюду, где требовался актер, дарование которого называется — С. Мартинсон. И постепенно с годами из Мартинсона в комедии вырастала редкая киноценность — комедия в Мартинсоне. Ведь это один из немногих мастеров, которого можно назвать актером-лабораторией, лабораторией уникальной техники, разнообразных секретов и приемов и великолепного профессионализма.
Невозмутимого профессионализма ... Как не хватает этого благородного качества, присущего старой гвардии, иным нашим молодым киноактерам. Я вспоминаю внезапность появления С. Мартинсона в фильмах и мгновенность зрительского осознания, что ты — в комедии, что перед тобой — комедийный актер.
Я заметил по себе, по списку работ С. Мартинсона, что с той поры, когда я стал сознательным кинозрителем, начиная с «Друзей из табора» (1940), я видел все фильмы, в которых снимался актер, и вспоминаю все сыгранные им роли. Думаю, что это тоже своеобразная закономерность, и обязательность ее прошу проверить читателей на своем личном опыте.
Как же систематизировать хотя бы некоторые основные типы ролей, сыгранных С. Мартинсоном? Думаю, это враги, сказочные персонажи и, наконец, реалистические, бытовые роли.
Изображая врагов, белогвардейцев, фашистов, комедийный актер дарит нам предчувствие неминуемой нашей победы. Поражения своего героя. Достигается это, казалось бы, совершенно непригодными, противоположными трусости, неуверенности, испугу, а оттого и чисто комедийными красками. Враги у С. Мартинсона высокомерны, даже нахальны, исполнены какой-то идиотской невозмутимости. (Вспомните командира эскадрона белых Головина в «Друзьях из табора».) Но хитрый зритель знает, что наступит сладкий миг, когда будут наступать красные, и С. Мартинсон молниеносным движением сорвет маску — перед вами предстанет не только насмерть испуганный человечишко, но и развенчанный болван. Потому что на стороне неправого дела выступают — по комедийному разумению актера — именно болваны. Не сочувствие, а некое ироническое сожаление вызывают такие герои Сергея Мартинсона.
Вспомните одну из самых блестящих ролей, сыгранных актером, — Вилли Поммера из «Подвига разведчика». Надутый, как индюк, полуобыватель, полуэсэсовец, мечтающий о «деле в России», доверчивый Вилли вызывает даже — в известных границах — сострадание, как печальный продукт общества, как один из его искреннейших болванов. Сергей Мартинсон великолепно проводит эту роль, покоряя зрителя каким-то необыкновенно трезвым реализмом, безумно смешной серьезностью своего героя. И остается лишь сожалеть, что далеко не всегда авторы фильмов ставят перед актером такие интересные и серьезные задачи.
Но в годы войны на плечи С Мартинсона пала тяжелейшая ноша: изобразить величайшего негодяя эпохи Адольфа Гитлера. И эту ношу актер пронес от «Боевого киносборника № 7» к «Новым похождениям Швейка», к «Третьему удару».
«Смешное, — писал С. Юткевич, вспоминая ту пору и работу над «Швейком», — не только забавляет, но и больно ранит. Актер Мартинсон не побоялся приняться за выполнение этой трудной и мало приятной в человеческом и общегражданском смысле задачи; воплотить облик чванливой и злобной марионетки, хвастливого и в то же время трусливого фанфарона с постоянным револьвером-протезом в правой руке, судорожно корчащегося в предчувствии скорой, справедливой и грозной расплаты.
Созданная им фигура вызывала не только веселый смех но и гадливое омерзение».
Изображение Гитлера в первые годы войны можно было приравнять к грозному, уничтожающему выстрелу. Гитлер С. Мартинсона — бесноватый фюрер, опаснейший маразматик, которого хочется пристрелить самому незлобивому человеку. Актер не «расцвечивает нюансами» это настроение. Он как бы движется, действует, играет в плоскости острой, убийственной газетной карикатуры. «Мартинсон создал великолепный гротеск, — писал Алексей Толстой, — рисунок его остер, смел и едок».
... Как-то трудно переходить теперь к ролям бытовым или сказочным, скажем, к милому и трогательному композитору Керосинову из «Антон Иванович сердится». Но вспомним, что во сто крат сложнее перевоплощение актера, чем смена настроений критика. И, переведя дыхание, признаемся, что милым и трогательным гражданин Керосинов кажется разве что в сравнении ...
В этой роли Мартинсон создал выразительнейший образ мещанина, бездарной личности, поразительного паразита. Керосинов пишет симфонии. Примерно так же, как думает Васисуалий Лоханкин о судьбах русской интеллигенции. Это личность без просвета, без всякой надежды на обновление, некая константа уязвленной и растревоженной этим ординарности. Личность в общем-то опасная, потому что ее «не подстрелишь», как беляка, из ружья. Она имеет официальные права гражданства.
Вот с таким же тусклым, ничтожным, но прилипчивым злом сражается Сергей Мартинсон и в киносказках. Как правило, он не играет главных злодеев (разве что в «Сказке о потерянном времени»). Живоглот в «Волшебном зерне». Дуремар, торговец пиявками в «Золотом ключике» ... Мелкие сошки? Но вспомните, проверьте собственное ощущение — не казалось ли вам, что не грозный и туповатый, откровенный и невезучий Карабас-Барабас, что не он, а бесчисленные «сирые и убогие», подлые, трусливые, мелкие, очень и очень недобрые, очень и очень завистливые, способные продать и продаться, эти лисы Алисы, коты Базилио, Дуремары становились главным препятствием на пути к золотому ключику, к счастью.
И в сказочных образах, и в большинстве сатирических, комедийных ролей Сергей Мартинсон восстает против воинствующей посредственности, развенчивает ее, обнажает ее опасную суть. И бьет врага его же оружием; показывая подлеца, завистника таким, каким он шествует по жизни, стяжателя, пакостника (как не вспомнить тут сыгранного Мартинсоном в фильме «Идиот» чиновника Лебедева) таким, каким он рисуется сам себе — в тусклом воображении.
И в этом добрый и мужественный, гражданственный труд актера.
Рассказывают, что у актеров, играющих злодеев, есть затруднительная, личная, так сказать, сторона жизни. Мальчишки и иные простаки вменяют им проступки киногероев, улюлюкают вслед, показывают пальцем на улице ... Я не верю этому.
У комедии и сатиры есть добрый и открытый совсем не мною закон. Чем больше дурного, ничтожного высмеял актер, чем тоньше и талантливее он это сделал, — тем искренней и горячее отданные ему симпатии.
Актер, о котором я решился написать эти строки, уже давно завоевал и с каждым фильмом множит любовь кинозрителей. Сергей Мартинсон, как показал фильм «Укротители велосипедов», находится в отличной спортивной и комедийной форме.
Пожелаем ему новых веселых стартов.
А. Зоркий (статья из биографического альманаха «Актёры советского кино», выпуск второй, 1966 г.)
ФИЛЬМОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Сергеи Александрович Мартинсон. Родился в 1899 г. в Ленинграде. Окончил Институт сценического искусства.
Снимался в фильмах:
1. Похождения Октябряны (1924) — Пуанкаре.
2. Чертово колесо (1926) — дирижер оркестра.
3. Братишка (1926) — директор треста.
4. Две встречи (1932) — полковник Белов.
5. Марионетки (1934) — парикмахер Соль.
6. Восстание рыбаков (1934) — Бредель.
7. Гибель сенсации (1935) — певец в кабаре.
8. Ревизор (1936) — Хлестаков.
9. Рыцари гусиного пера (1936) — лотошник.
10. Приключение Петрушки (1937) — Рассеянный.
11. Друзья из табора (1938) — Головин.
12. Семья Оппенгейм (1938) — поэт.
13. Степан Разин (1939) — Шпынь.
14. Золотой ключик (1939) — Дуремар.
15. Дезертир (1939) — прохожий.
16. Ветер с востока (1940) — Стефан.
17. Антон Иванович сердится (1941) — Керосинов.
18. Самый храбрый (1941) — Гитлер.
19. Волшебное зерно (1942) — живоглот.
20. Карьера лейтенанта Гоппа (1942) — Гопп.
21. Лермонтов (1943) — барон де Барант и Степан Степанович.
22. Свадьба (1944) — телеграфист Ять.
23. Сильва (1944) — Бони.
24. Подвиг разведчика (1947) — Поммер.
25. Третий удар (1947) — Гитлер.
26. Новые похождения Швейка (1949) — Гитлер.
27. Пржевальский (1951) — Шатило.
28. Садко (1952) — инок.
29. Корабли штурмуют бастионы (2-я серия «Адмирала Ушакова», 1953) — Фердинанд.
30. Сеанс гипноза (1953) — гипнотизер.
31. Илья Муромец (1956) — Мишатычка.
32. Безумный день (1958) — Миусов.
33. Идиот (1958) — Лебедев.
34. Черноморочка (1959) — Омельский.
35. Произведение искусства (1959) — доктор.
36. SOS (I960)— Нортон Мейсфилд.
37. Алые паруса (1961) — Филипп.
38. Вольный ветер (1961) — кабатчик.
39. Вечера на хуторе близ Диканьки (1961) — дьяк.
40. Веселые истории (1962) — дядя с собачкой.
41. Знакомый адрес (1962) — Пьедесталов.
42. Укротители велосипедов (1963) — старый гонщик.
43. Сказка о потерянном времени (1964) — Прокофий Прокофьевич.
44. Москва—Генуя (1964) — Барту.