Погрузил я вёдра на салазки,
И пошёл на речку в январе.
Может мне, как и Емеле в сказке,
Повезёт со щукою в ведре?!
Зачерпнул из проруби поболе.
Глядь — башка зубастая торчит!
Мать честная! О спасеньи молит,
И по-русски внятно говорит.
Я её, родимую, скорее
В дом тащу, пока не померла.
Ведро к печке, там, где потеплее,
Чтоб она сговорчивей была.
Жинку обнял: "Щука обещала -
Заживём теперя как цари!"
Как всегда она заверещала,
Изо рта пуская пузыри:
"Шубу, шапку, мне из горностая,
И кастрюли все из серебра,
Бриллиантов полный таз, до края,
И матрас лебяжьего пера!
Что ещё хотела, уж не помню,
Сунул кукиш я ей прямо в нос:
"Вот свои желания исполню,
А твои отправятся в обоз!"
Стала свёклой. Мама дорогая!...
Вышел в сени малость покурить.
Воротился, а она, рыдая,
Начинает щуку потрошить.
Мне бы жинку малость поумнее!
Сто желаний мог бы загадать...
Нету баб завистливей и злее -
С дуру счастье щучее сожрать!
Не бывать "по щучьему веленью",
"по хотенью" тоже не бывать.
Перестав внутри бороться с ленью,
Я на печку лезу горевать.
Где-то там царевна Несмеяна
Постареет в луже слёз одна.
От Царя — жестокого тирана
Разорится бедная страна!
Мне б дворец, карету золотую,
Мне бы бочку зелена вина!
Я б у щуки выпросил большую,
Да ухою чавкает жена.