Повзрослевший амур, разряженный в камуфляж,
Достает последней модели лук.
Долго целится в роковой, золотой муляж –
Символ мук.
Возникают и падают города,
По случайной улыбке, украденной и шальной.
Тот, кто выбран, без права на «нет» и «да»,
Будет мой.
«Если очень болит, лучше перетерпи.
Утро будет добрым, только открой глаза».
Будто он, беспомощный от ранения, просит пить
А ему нельзя.
И она приходит в образе медсестры –
(Фрейд вращается белкою в колесе) –
Все слова, что она приносит, яростны и остры,
И плетутся в сеть.
По пластмассовым трубкам перетекает жизнь,
Она ставит капельницу с лекарством на букву «Л…».
Ее руки, как небожители древних мифов из
Мрамор? Мел?
Вот он тихо лежит с лицом белей простыни,
Чувствуя каждую жилку внутри, каждый проклятый нерв.
Если есть, кто смотрит за ними, ему сейчас не до них.
Они лишь резерв.
Он их черпает, ладонью лаская дно,
И живая вода, как водится, пахнет тиной и глубиной.
Ничего – постоят под солнцем, подышат поздней сырой весной,
Только ею, лишь ей одной.
Все его слова, что родятся в муках, понятны ей –
Забирают в плен, накатывают волной.
Повзрослевший амур ухмыляется в тишине
И заказывает двойной.