* * * *
Элле Крыловой
1.
Как можно Рим, не видя, полюбить?
Взять Колизей, похожий на корчму,
и золотое облако лепить
к громаде неба, тихо покачнув
трирему Рима. Но куда нам плыть?
Ведь выпит Тибр и съедены холмы!
И всей Европы в Лету канет прыть
и оскудеют лучшие умы,
едва войдёшь в собор глухой, пустой…
Везде тебя, как варвара, слепит
то бесконечных лестниц водопой,
то вечных истин виноградный спирт.
Его не зная, им одним живёшь.
На Аппиевой платине листва
легко шуршит, а ты опять жуёшь
чужие зачерствелые слова;
разбавь же их латынью полевой!
Перелистай Светония – светлей
покажется гряда над головой
холодных и задумчивых ветвей;
Буонарроти своды напряжёт,
как бицепс угрожающей руки,
но как понять, что Рим тебе не лжёт,
не износивши в Риме башмаки?
Как в голову вместить, что мир вместил –
один лишь град, резвящийся щенок
волчицы доброй, чтоб вовек пасти
всех тех, кто терпелив и одинок,
всех бедняков, карманников, святош,
сенаторов седых, скупых матрон?
Ты смотришься в него, и он похож
на каждого, кто в лад с его нутром
поёт. Что смерть, коль есть подземный ход
в надёжный дом для тела и души,
где обжигает правда терракот
и милосердный суд весна вершит,
где из шкатулок храмов извлекут
любые сны, мечты – но не мечи,
и римский день, приравненный к глотку
крутого кофе, в сердце застучит?
2.
Alea jakta est. Зрачки олив
грозят развязкой скорой. Но вблизи
сияет славы яростный разлив,
смывая кровь, и копоть, и бензин;
освобождая землю от следов
тысячелетий тяжких… Рим живёт
per fas et nefas – сто голодных ртов
ещё накормит, если не соврёт,
и одряхлевшим львом покинет прайд
столиц ничтожных с лицами гетер
под жалкий свист и обморочный лай –
vir magna vi, титан среди химер.
Пускай спасали – хлопоты гусят
и птичий дух ворот сторожевых,
но стены Рима мёртвых воскресят,
не обещая отдыха живым.
2010
Alea jakta est – жребий брошен
...per fas et nefas – всеми правдами и неправдами
...vir magna vi – человек большой силы