Сейчас мне плакать легче, чем тогда,
Хоть и ослабла хватка первой боли.
Нежданной гостьей в дом вошла беда,
Какой никто из нас не знал дотоле.
Я до сих пор не верил в смерть упрямо,
И вот, столкнулся с ней лицом к лицу,
Увидев, как, от слез чернея, мама
На смерть рубашку гладила отцу.
Он тихо умирал, рак - не простуда,
Не вылечишь, не скроешь, папа знал,
И все же, безрассудно веря в чудо,
Я отвергал назначенный финал.
Но жизнь сурова, в невозможность вера -
Лишь самосохранения инстинкт.
Январским днем не стало папы, меру
Такой беды не сразу я постиг.
Беда, на долгий срок распределившись,
Вливаясь в душу, остаётся в ней.
Лишь стоит, неожиданно забывшись,
Услышать папин голос иль во сне
Его увидеть, бодрого, живого,
Как будто вот он здесь, беда не спит,
Она из всех углов выходит снова
И новой каплей сердце тяжелит.
Но мне нужны воспоминанья эти,
Пусть снова боль, и ране не зажить,
Они дают, как уж ничто на свете,
С живым отцом хоть краткий миг побыть.
А время, вечный лекарь, всё несётся,
Кошмар потери уползает вдаль,
И вместо горя, в сердце остаётся
Глубокая, но светлая печаль.
1987