Тебя не существует в пространстве первые сутки,
Становится нестерпимо сухо – выдираю с корнем увядшие незабудки.
И выношу их решительно с мусором (но закапываю у телефонной будки).
Нет тебя рядом вторые.
В ответ на любые вопросы – «господи, забери меня»,
Но пока еще только шепотом вылетают короткие отзвуки, отголоски, части, слоги, согласные твоего имени.
Приходят через не-могу-не-хочу-достаточно, неясно, уже зачем, а хотя… третьи.
Я уже выделанной медвежьей шкурой разослана на паркете.
Не выводят из себя ни собственные судороги, ни родительские упреки, ни соседские дети.
На четвертые с силой поднимаю себя с постели.
Ни одному отражению/звуку/слову/удару часов/сердца больше не верю,
Допиваю нерастворимый кофе, ухожу в гололед без куртки, случайно ударяюсь головой о двери.
Как наступают пятые – я уже осознаю с трудом.
Работа через неужели-не верится постепенно превращается в мой настоящий дом.
Часы нарочито медленно считают секунды за три, набавляя часов семь к суткам. Все идет своим чередом.
Шестые встречаю пасмурным утром независимо от времени года или прогнозов.
Ощущение – словно это не мне, а кому-то, под сердце вогнали занозу.
И я с иронией смотрю в отражение на эту «кто-то», осознавая всю несерьезность.
На седьмые начинаю прежние куски сгребать в кучку, в форму, громоздить на каркас и гвозди,
Пульс выравнивается, учащаясь к вечеру, неверяще, неужели проходит… Но поздно:
Зазвучит на радио «эта мелодия», повторятся в строчках слова его или «эти». Где-нибудь его имя-часть его отрикошетит, и…
Господи, ну зачем ты все это создал?