Дым разливается,
будто бы темный ром
(Я помню: в горле терпко до кашля и гадко!).
Испуганный день
в овраги уполз
украдкой.
И тонет луна.
И вечер навис шатром.
Труба впивается в облако,
точно гвоздь.
А небо спокойно,
ей-богу –
глупец последний,
Или монах,
мирским недоступный бредням.
Но небо не спит
и видит меня насквозь.
Не надо быть ни фокусником,
ни святым,
Чтоб марки судеб копить
в нагрудном кармане.
Сорок четвертый год,
Бухенвальд,
Германия.
Полмира в дыму. И слова мои – тоже дым.