Главы из поэмы, глава 6-я
Моя жена –
недремлющее око,
В измене
заподозрив муженька,
Нагрянула
в домишко ненароком,
Чтобы намять
разлучнице бока.
Но встретила её
седая квохча,
В затертом
полушалке набекрень.
Беззубо ухмыльнувшись в ноги,
молча,
Сторонницу
спровадила за дверь.
Она видала
всякое на свете,
Сама гоняла
шалых и стервоз.
Но знала,
коль мила жена, в дуэте
Мужчина
не ударится вразнос.
Выходит,
червоточина затмила
Ему родной,
семейственный уют.
Невесть откуда
роковые силы
Причуды
и забористее льют.
За ней незлобно
лязгнула щеколда,
В квартире дверь
была закрыта мне.
И в скважине
с язвительным аккордом,
Стал ключ искрой
в объявленной войне.
Лавиной
ущемленная гордыня
Не яростью,
а бешенством лилась.
Я, брачной,
поступившийся святыней,
Терял в семье,
как место, так и власть.
Она мне
посвятила эти годы,
Чтоб горя
я не ведал и нужду.
Но ради мнимой,
ветреной свободы
Затеял
я вселенскую вражду.
По митингам шатался,
а за сходки,
Где кукарекал
больше всех с трибун,
Открыжен в милицейских
черных сводках,
Как неформал толпы
и ловкий лгун.
Скатился из газеты
под овраги,
Где камень долбят
ломом и киркой,
Голодные,
отпетые бродяги,
На задницу
мотая геморрой.
Нездешняя, смазливая,
но стерва
Нашла
душеспасительный притон,
В котором муж по рангу,
чуть не первый,
Обласканный
за шалости кругом…
Сижу в подъезде,
ерзаю ступенькой,
Не чуя за собой
большой вины.
Не держит
православная семейка
В тартарары
изломанной страны.
Коль с крутизны
обрушится лавина,
Спасемся мы
лишь промыслом Христа.
Но некогда
цветущая долина
Заснет с холодным
пеплом на устах.
Случилось,
что завещано нам свыше,
Жену, не бог весть,
а от сердца жаль.
Возьмем и после
канители спишем
На ныне
обветшалую мораль.
Себя
как измочаленную клячу,
Загнали мы под ветер,
дождь и зной.
Но всё же
росстань я переиначил,
Ориентир
прочувствовав спиной.
По горло были сыты
липким потом,
Не сотни мы считали,
а рубли.
И захотел я
распечатать соты,
В которых
прохлаждались короли.
Но вывески сменив
на старых ульях,
Они остались
снова на меду.
А я под улюлюканье
и пули
Стал повторяться
словно какаду.
Сменил костюм
на ветхую фуфайку,
Завел на всякий случай
кирзачи.
Карьера
твердокаменную спайку
Литровкой
с черствой корочкой почтил.
Сломался не стальной,
но всё же стержень.
Как обухом
огрели по башке.
И выплыла она
на самый стрежень,
Иль выставилась
кошкою в мешке.
Но пусть рассудит нас
на небе ангел,
В себе я разобрался
только с ней.
Упорствуя
с тысячелетнем камнем,
Без вящих
приснопамятных корней…
Отважившись,
впустила дочь в квартиру,
И провела к постели,
чуть дыша.
Как далеко
до тройственного мира,
Зато есть
сердобольная душа.
Ручонки положила
мне на плечи.
О. Господи,
какой же я дурак!
Мой век
в земном чистилище не вечен,
И стою я
в базарный день пятак.
Исчезну я –
её сломают бури,
Перенесут
неведомо куда.
А я свечу
в незнаемой лазури
За здравие
поставлю наугад.