Тревога хлынула и в глаз, и в уши.
Рабочий стол смотрит туп и горд.
Я всем ненужный, как Джеймс Белуши.
Не нужен, как инфракрасный порт.
Город сожрал километры речек –
Город изрыгивает дым и пар.
Вы же несетесь на запах течек
Своих половин надоевших пар.
Руки в карманах кутает мелочь.
Холодно, вязко мелькаю в пруду.
Даже у Зарты – и той был светоч.
Рыбы вообще равнодушны к труду.
Даже у Тельмы была Луиза.
Город бельмом лег на красном глазу.
Через неделю вернусь из круиза:
Там трое в лодке. Да я вот, в тазу.
Айсберг стремится в объятья к "Титанику".
Ева стремится отведать плодов.
Я погружаюсь в весеннюю панику
Крупных зрачков и разинутых ртов.
Я погружаюсь в хожденье по комнате,
Сваленной в кучу средь книг и гардин.
Шепотом.
Шорох там
в шторах ли?
Полноте!
Вам одиноко? Я тоже один.
Город размытый и мокрый покамест
В тело лощенное прячет проспект,
Каждая трещина – дом, лишь пока мест
Не ищет под стать для себя архитект-
Ура!
Смотрите в себя – все в порядке?
Нам ли не знать на словах о прощении?
Мы ищем Эдем за ближайшей оградкой.
Мы любим не город,
а его освещение.