Моя медаль - пролёжанный диван,
хромая память и трёхцветный кот,
в туманной дымке растворённый фронт
и телевизора густая брань.
Мои погоны фотографией жены
застыли у комода на плечах.
Как чёрной свастикой на вражьих палачах,
дни мечены последние мои.
И ордена - проклятия детей,
уставших выносить за мной...
Домой
я, может, не спешил бы приходить,
когда бы знал, чем станет дом родной.
Когда бы эшелон семидесяти лет
мне не принёс в крови моей победы
того, что видит нынче ЭТОТ дед,
того, что слышат все глухие деды,
не могущие поднести к губам свой хлеб,
они сейчас, лежачие, немые,
на пьедестал родной земли, как в склеп,
вползают, подгоняемы своими
потомками, зажавшими кусок
тогда, когда мы ждали и хотели,
когда не выбелило до снегов висок,
когда любимых не засыпали метели.
Когда не стала фотография жены
печальным украшеньем в книжной полке.
Когда любить и жить хотели мы,
и ждали вашей милости, ПОТОМКИ.