Тесины притвора - морёного дуба.
Кольцо на жиковине стёрто и гладко.
На лавке широкой дырявая шуба.
Косцом позабыта «литовка» за лавкой.
Должно, он с устатку напился, родимый!
А может, измучен тоской и хворобой,
пошёл по обителям странноприимным,
чтоб в собственном сердце сыскать себе бога.
Бредёт, на ветру, с головой непокрытой.
Спит там, где заснётся, закутан лишь небом.
Он воздухом пьяный, он волюшкой сытый...
А впрочем, бывает: подарят и хлебом,
рубахой не новой, просвиркой свячёной
и взором, теплеющим из-под ладони,
улыбкой приветной, и словом прощёным,
и взмахом руки... что же надобно, кроме?
Ненастье и вёдро - на благо, я знаю:
такие дары, что волхвам и не снились!
...И мне б так идти, всё душой принимая -
да крепко дубовая дверь затворилась.