Оказывается, писать про отца невероятно сложно. В двух словах я рассказал о наших «взаимоотношениях». Но всё на самом деле гораздо глубиннее, где-то в глуши подсознания, не поддающееся простецкому толкованию.
Мне думается, что если со своей матерью я изначально физически (а далее по жизни – душевно) был – и есть – накрепко связан «пуповиной», то с отцом у нас (да простят меня за непоэтичность сравнений) был один «хребет» и одни «глаза». Если «житейство» пришло ко мне от деда, то «взгляд» на данный момент, на сегодняшний день, чтобы «высчитать» завтрашний «знак вопроса» – это от отца.
Он меня не учил в прямом понимании слова. Он меня приучал наблюдать за ним самим, видеть и примечать. Вот они – Глаза! И, применившись виденным к «житейству», уметь стоять прямо. Очень стараться стоять прямо! Вот он – Хребет! Тот самый, который не переломился у отца до конца его дней. Да, колебался, шатался, гнулся (не сгибался!), но не переломился.
А было с чего сломаться. Война, оккупация, невероятное спасение. Клеймо «семья врага народа», детские дома, побеги из них. Целинные и залежные земли, служба на границе с Китаем (в период небезызвестной смуты), воркутинские лесосплавы, и, наконец, – «черта оседлости» на Белом море. И вечная «пятая графа».* Впрочем, на Севера;х этот вопрос не стоял так остро. Для подводных лодок нужны были хорошие технари. И отец был таким технарём. Вместе с моей матерью они «отстояли» всю свою рабочую биографию у токарных и фрезерных станков.
Он единственный, кто «не пошёл» ни в артисты, ни в музыканты. Видимо, время и обстоятельства были такими, что техника на его весах перетянула наследственное творческое начало. Но он пел – и это было сильно.
И вот опять же – глаза. Ими он мог выразить всё, не прибегая к словам: гнев, ярость, безудержную лихость и веселье, отцовскую нежность, добрую хитрость и лукавство. Конечно, он был артистом – там, в тайниках души своей. Я помню его взгляд на меня, когда он сидел в зале,
а я был на сцене. Там было столько нежности, печали, гордости – и за меня, и за себя, и за жизнь нашу. Ведь и он мог бы так же! И ему необходима была такая публичность. Он умел и любил радовать людей. Но – в отношении меня – был чрезвычайно скуп на похвалу. Единственная на моей памяти высшая оценка моей сценической работы была, когда он после моего моноспектакля об Александре Галиче зашёл за кулисы и, крепко пожав мне руку, сказал: «Нормально. Молодец».
Я так и не смог «узнать» своего отца – его сокровенность. В этом и не было необходимости. Были его глаза – и я, просто, его понимал. Понимал многое. Были мои глаза – и он старался понимать меня. Не всегда получалось – шли-то по разным дорогам.
Песня «Гавдала» – попытка понять отца. Это монолог – как бы от его имени.
Сполна я за всё получил –
От пяток до самых ушей.
Бывало, вкушал калачи,
Но чаще все гнали взашей.
Учи меня, ребе, учи,
Мудрец и знаток Мидрашей. *
Вот я твой преступил порог,
Можешь дальше меня не пускать.
Но велик и един наш Бог.
И едина у каждого мать.
Я к жару Субботней свечи
Губами б от горя приник.
Прости мне скитанья в ночи,
Что в них ничего не постиг.
Учи меня, ребе, учи!
Я стал забывать свой язык…
А росток талмудистских строк
Ветру легче в пустыне сломать.
Но, как милостив вечный Бог,
Так же милостива наша мать.
Отрекшегося излечи –
Потери сложились в года.
А в порче и в складках парчи
Тускнеет Давида звезда.
Учи меня, ребе, учи.
Я всё потерял навсегда.
С поминальной молитвой в срок
У восточной стены* мне не встать.
О, как вечен предвечный Бог!
Но не вечна любимая мать…
15.02.97.
---------------------------------------------
*
"Пятая графа" - новое поколение уже об этом наверное и не знает, так же, как и о понятии "черта оседлости". Раньше пятая графа в паспорте или анкете указывала на национальную принадлежность.
Бытовал в то время анекдот: - Как жизнь? - На пять с плюсом. - ??? - Пятый пункт плюс имя Израиль.
Мидраш (ивр.) – «толкование». Общее название сборников раввинистических толкований священных текстов периода III – XI вв. н.э., не вошедших в Талмуд. Особый литературный жанр, представляющий собой притчи и легенды, отвечающие на вопросы учеников.
«Восточная стена» – молиться принято, повернувшись лицом к востоку – в сторону Иерусалима. В синагогах места, расположенные вдоль восточной стены считаются наиболее почётными.