Первый раз Павел обрадовался, когда желтый свет фонарика выхватил из темноты сначала ногу в сером ботинке, а потом уже и всю Ирму. Она лежала на боку, неудобно вывернув правую руку. Лица не было видно. Наверное, заметив мечущийся свет фонарика, а может быть услышав шуршание и хруст камней (Павел с трудом протиснулся через последний пролом), Ирма зашевелилась и попыталась повернуть голову, но вскрикнула от боли и зашипела сквозь зубы. Тем не менее, когда Павел подобрался таки к ней с другой стороны, она улыбалась.
- Пашка! - голос её был хриплым, словно запорошенным той серой крошкой, которой изобиловало замкнутое пространство здесь, под землёй. - Пашка, Пашка... ты нашёл нас. Ты... ты..., - и она то ли засмеялась, то ли закашлялась. Слёзы текли, перемешиваясь, с пылью, покрывавшей лицо. Павел машинально вглядывался - голова, вроде бы, в порядке,без повреждений. Крови нигде не видно. Он протянул руку и положил Ирме на плечо:
- Ирма. Всё в порядке. Сейчас. Сейчас посмотрим. Ты только не двигайся. Смотри на меня. Понимаешь меня?
- Да, да. Понимаю. Пашка! – Ирма не переставала улыбаться.
- Тогда слушай и не торопись; мы теперь всё успеем.
Ирма едва кивнула. Павел пересел поудобнее и спросил:
- Как ты думаешь у тебя что-нибудь сломано? Что вообще болит? Говори, только не шевелись. - он старался не выпускать её взгляд.
- Да, я знаю. Я всё знаю – где болит и где сломано; я знаю, я тебе всё расскажу.
Он смотрел не отрываясь, ждал продолжения.
- У меня плечо правое сломано, наверное, и нога. Тоже правая. Очень больно. Шевелиться больно. Я хотела, - и она вдруг заревела в голос, захлёбываясь.
Это было, конечно, ужасно, но не безнадёжно. У Павла была с собой небольшая «аптечка». Почти в истерике он побросал в неё что попало, но шприц и ампулы с обезболивающим в ней были. Он представил себе, как волочёт Ирму там, где недавно пробирался сам, и его передёрнуло. Ладно, ничего, постепенно. Главное начать.
Павел готовил шприц, прикидывая, на сколько придётся расширить последний пролом.
- Ирма, - осторожно спросил он, - а ты знаешь, где Рэм? Вы не вместе были, когда...
- Знаю! Знаю, я знаю где он. Он сначала ещё стонал, и мы разговаривали. Он здесь, я не вижу, а ты посмотри там – он где-то сзади.
Павел осторожно положил ампулу и стал светить фонариком Ирме за спину. Сосредоточившись поначалу на Ирме, он, действительно, не осмотрелся как следует. Пещера имела продолжение. Свод опускался довольно низко, образуя тёмную щель между «полом» и «потолком». Просвет был, однако, достаточно широк, чтобы передвигаться в нём на четвереньках. В этом вот просвете, в трёх метрах от Ирмы лежал Рэм. Павел выдохнул.
- Ирма, а давно он перестал стонать?
- Давно. Я не знаю, Пашка. Я не знаю, я... а сколько времени прошло? Очень холодно что-то стало.
- Сейчас. Сейчас всё будет. Ты только сама не шевелись.
Павел сделал несколько уколов, перестраховывался – не был уверен, что сможет надёжно зафиксировать и руку и ногу. О Рэме старался не думать, даже стал напевать себе под нос что-то – не важно, что, заслоняясь этим шумом от лишних мыслей. Когда перевернул Ирму на спину (она только поморщилась, но не закричала), сказал:
- Ты полежи пока. Я пойду к Рэму. Он здесь, рядом, я его вижу. - и пополз в просвет.
Тот лежал на спине, запрокинув голову. Лежал абсолютно неподвижно, большой, серый, а Павел смотрел на него, замерев от ужаса. В голове вдруг мелькнула страшная, но чёткая мысль: «А что же я буду делать, если он живой? Двоих мне отсюда ни за что не вытащить.» Павел затряс головой так, что едва не ударился о каменный выступ. «Нельзя! Это нельзя! Конечно, он должен быть живой! Лучше пусть будет живой!» - он убеждал себя, осторожно устраиваясь рядом с Рэмом; потом протянул руку и замер, пытаясь нащупать пульс. Пульс был. Замедленный, с паузами, но сильный и чёткий. Павел заглянул в запрокинутое лицо и позвал:
- Рэм. Рэм. Это я – Пашка. Ты слышишь? Рэм.
Потом провёл пальцами по лицу, ещё раз нащупал пульс. Пострадавший не шевелился, и даже веки не дёргались. Внешних повреждений видно не было, но кто знает... Холодные руки – одна откинута в сторону, а другая вытянута вдоль тела.
Тут его окликнула Ирма:
- Пашка, ты здесь?
- Здесь я, - он быстро переполз к ней. Заглянул в лицо.
- Где ты? Ты не уходи. Или нет, иди. Там надо ещё... Там надо сделать чтобы было хорошо. Мне хорошо. Только холодно...
- Ирма! – Павел тронул её щёку.
- Ты где. Там надо скорее помочь. Там... – Ирма похоже бредила, и совершенно не замечала его присутствия.
Павел сел. Изо всех сил растёр руками лоб, взъерошил волосы. Надо было что-то решать и решать быстро. Вытащить двоих всё равно не получится. Он не сможет физически. Даже если предположить, что он сумеет проделать весь этот путь дважды, с человеком находящимся без сознания или в бреду! Даже если предположить (хотя шансы на это практически равны нулю), то время, которое потребуется, чтобы дотащить до выхода одного из них, убьёт второго. Надо выбирать. Он смотрел на Ирму. Она что-то говорила, теперь уже совсем бессвязное. В аптечке ещё оставалось достаточно ампул. Очнётся ли она от боли, когда он поволочёт её по всем этим камням? Он оглянулся на Рэма. То, что тот без сознания не должно повлиять на его, Павла, решение. А что должно? То, что у Рэма жена и маленькая дочка? Что Ирма ещё студентка, что у неё грандиозные планы? Что она душа компании? Что Рэм большой человек в министерстве (бырр!)? Что кто-то из них имеет больше шансов выжить? Кто?
Павел попытался представить, как выползает на верх с одним из них. «Конечно, он вытащил Ирму! Она ведь его... ну, вы понимаете». «Ну да Рэм же был его другом, к тому же...». Он оторвал ладони от лица и прислушался. В голове стоял бессмысленный шум. Он выдохнул и начал вставать.
Инна полусидела, прислонившись к огромному валуну, там, где он её оставил. Прошли часы. Всё это было безнадёжно. Она то забывалась сном, то смотрела красными сухими глазами на тёмный провал, в котором он исчез. Солнце снова вставало, и Инна вдруг поняла, что ждать больше нечего. Он не вернётся, раз уж не вернулся до сих пор. Надо было что-то делать, как-то шевелиться самой, думать. Несколько раз глубоко вдохнув Инна попыталась сесть, опираясь на руки, как в этот момент из пролома показался Павел. Страшный, грязный, с ввалившимися глазами, он глядел на Инну, и той вдруг сделалось не по себе.
- Я их нашёл, - сказал он странным бесцветным голосом, - они оба были мертвы.