ОНА:
ради святого мерлина, ради «тертого калача»:
брось, перестань мне сниться тем журавлем в руке,
которого я, по глупости, опрометчиво, одичав,
выпустила из жизни/виду и рук… лампочкой на потолке
ты не бликуй. внутримышечно ли, подкожно,
все, что теперь мне кажется воспоминанием,
приторной сладкой крошкой в мое сознание,
посреди дня и ночи себе ввожу. да. я неосторожна.
ОН:
вот она у моста, у меня, красивая,
улыбается, щурясь, машет мне - обеспечивая приход.
ровно через год там же, но уже странная и спесивая.
фоном те же плитки, но чужое прошлое.
непривычный за ней восход.
ОНА:
любит она его.
кофе и виски заливает между ресницами.
смотрит вперед - будет путь неблизкий,
но ведь он ей обещал больше не сниться.
странно не вяжется с не случившимся летом, абсентом и коньяком,
лунным камнем и самоцветом, серебрённой ложкой с вилочным черенком.
хромовыми сапогами, кожей, ношеным в пол эссесовским па.альто.
и почему-то выбеленными снегами, пирогом с зефиром, нерыбным местом, сигаретами и притом:
беспощадным ветром, глухим и влажным,
и скользкими глыбами камня, кино с начала...
чужими цитатами, книжками из приютов,
разряженным маузером и. кольцом из металла.
ОН:
ты же моя любимая.
да. была.
курит и сплевывает.
череду к нему пополняют новые лица.
сколько воды утекло –
но она с ней не уплыла.
он выдыхает и обещает себе завтра остановиться.