и только себе ты делаешь хуже,
от твоей печали становишься еще печальнее,
забилась в угол собакой раненой,
и скулишь так громко,
а никто из прохожих не замечает.
тоску свою положила стеклянной горошиной
в шаль пуховую, кружевную,
складываешь ее, пряча тоску все глубже,
и ограничивая пространство
треклятой шали.
куда ты, милушка, что ты делаешь?
что томишь себя, бестолковая?
никто и не говорил, что будет весело,
никто не обещал тебе, что будешь счастливая.
забилась в угол,
штукатурка снегом на голову сыпется;
прогалины черные в стенах,
и лампа низко с потолка повешенная
ужасает своим тусклым светом.
и угол - кривоватый перпендикуляр комнаты -,
нарушая всю геометрию, острый, неправильный,
наваливается грузом на спину в области
параллелей бугров лопаток, раня их.
и сколько можно уже,
сколько еще просидишь, несвободной,
сгорбленной, замершей?
рассматривая мыски туфель,
где благородство замши нарушено
налипшей на материю грязью.
как гложет глухонемое бесславие.