(Памяти моего детства)
Сразу оговорюсь, что это не моя семья, мой отец главный конструктор специального конструкторского бюро, мама инженер-проектировщик.
Но это типичная дворовая картина городских окраин девяностых, поэтому и писал от первого лица.
Мать инженер, а батя - алкоголик. Две канарейки и еще сестра…
А под окном стоит картежный столик и голубятня, посреди двора.
Зимой – хоккей, весной война по крышам. Штаны в заплатках, ноги в синяках,
Ручные дрессированные мыши, рогатки и кастеты на руках.
Шальное детство да костры ночные и под гитару песню о тюрьме,
И те слова, с ошибками, блатные, гвоздями выводили на стене.
Еще подвал, пропитан едким дымом ворованных отцовых сигарет
Уже девчонок не пускали мимо, не разузнав в чем девичий секрет.
Потом вино, ноль восемь, «бормотуха», и пиво разливное за углом
Вот замуж вышла старшая «сеструха», а батя «загремел» вчера в «дурдом».
И участковый шлет домой повестки – в инспекции уже давно учет…
Вот мать знакомлю с будущей невесткой. Дочь родилась. А после на развод.
Звенят часы, сигналят – На работу! Заплывший глаз, небритое лицо,
Синдром похмелья вызывает рвоту… На завтрак чай, вареное яйцо.
Часы идут быстрее и быстрее, нажиться человечество спешит
И чувствуем пронзительней, острее все ссадины издерганной души.
И шантрапа, собратья по безделью, приобрели давно не детский вид -
Кого-то нет, кто мается с похмелья.… А большинство из них уже сидит.
Исчезли сны о светлом горизонте – он спрятался за крышами домов
И лязгают затворы, как на фронте, теперь в руках бесчисленных воров.
Давным-давно скончался голубятник, не кружит больше стая над двором,
А новые дворовые ребята – рвут вены по подъездам сев кольцом.
И время, равнодушное, пустое, бесстрастно нам отсчитывает дни
А люди так мечтают о покое, не зная - в чем же не правы они.
Уж не вернуть ушедшие минуты. На крышах – паутина и сквозняк…
И сердце стонет; - Ой, наступит смута! А это значит, что дела – табак!
1995.