На пограничном переходе между станциями Иловайск и Успенская на Украинско-Российской границе наш поезд замедлил ход.
Оказалось, что по межгосударственному соглашению по упрощению перехода границы вместо таможенного и пограничного контроля введён объединённый казачий круг войска Донского и Запорожского.
Сводный наряд донских и запорожских казаков пошёл по вагонам.
Человеческое лицо с обвислыми чёрными усами заглянуло в купе и заголосило: «Хлопцы, гойда но сюды, якысь яврэйи йидуть».
«Кого он имеет в виду?», – лихорадочно соображал я – в купе кроме меня находилась большая армянка с ребёнком-подростком и грустный читатель Марининой из Луганска.
Как всякий российский интеллигент, я всегда испытываю неловкость перед теми, над кем возвысился волею обстоятельств. То же было и теперь: лёжа на верхней полке, я смущался казаков.
«Побожитесь на купола», – потребовал бойкий чернец в папахе и заголил предплечье, где синькой была выколота церквушка в псевдо византийском стиле.
Армяне и луганчанин побожились.
«Зови старшого, тут оппозиция», – крикнул казак, сверкнув на меня глазами.
Вскорости появился старшина, голубоглазый детина.
Пронзив меня взглядом, он представился: «Лёня Розенблюм, старший в наряде».
Затем, перейдя на идиш в полголоса сквозь зубы спросил: «Ду бист аид?».
«Нахон», – опешил я.
Не своим голосом Розенблюм громко потребовал: «Кого знаешь из наших?».
«Маяковского и Фиму Жиганца», – вконец растерявшись, отчебучил я.
«Патриоты-киприоты!», – выпалил с досадой старшой, – неси товар».
В складчину мы купили у казаков самовар и балалайку на троих, считая армянку с ребёнком за одного.
«Любо, любо», – кричали казаки вслед уходящему поезду и подбрасывали папахи.
«Цирк, новый цирк, – носилось в моей голове, – а казаки это новые цирковые персонажи – злые клоуны».