...Ракеты в небо, ввысь устремлены.
Осталось полчаса -
для тишины,
до всеуничтожающей войны,
для ныне окончательных решений.
За пультами застыли палачи,
Нажаты кнопки,
вставлены ключи...
Команда сверху.
"Ключ на старт!" - звучит.
И все мы превращаемся в мишени,
Так наступает этот судный день.
Сбылась мечта старинная людей,
И в каждого -
в тебя,
в меня,
в неё -
Ракета всей бездумной мощью бьёт.
Ты знать хотел? -
не будет больше нас.
Любить хотел? -
не будет больше нас
Ты жить хотел? -
не будет больше нас,
Черту подводят жизни человека
Оружие прошедшего уж века
И этот окончательный приказ.
И надо встать, одуматься, молчать -
Но сорвана тяжёлая печать.
Лишь полчаса -
и боль,
и смерть,
и тлен.
Сейчас же -
вой разбуженных сирен.
...Так этот день вползает в каждый дом.
Застыли и Москва, и Вашингтон,
удивлена на улицах толпа -
вплывает звук в пустые черепа,
и молодая мама, чуть дыша,
пытается баюкать малыша,
художник, потерявший тишину,
не по губам - по горлу вдруг мазнул,
торговец покидает свой ларёк,
учитель - обрывает свой урок,
колокола церквей чуть тише бьют,
машины на обочину встают.
Ракета вдалеке пространство рвёт -
Радары видят всё,
сигнал ревёт.
И относительная тишина
Навек мертва.
Так началась война.
Война, где не нужны уже солдаты...
Над городом звучат сирены.
"Атом".
И я сражён безумьем,
я ослеп,
я падаю - до первого удара.
Я знаю двор, где можно,
словно в склеп,
в убежище спуститься в доме старом.
Я знаю, как, не стоя возле стен,
дойти быстрее в метрополитен,
я знаю, как укрыться от небес,
я знаю то, что времени - в обрез,
я знаю - не в пример вам, малышам -
Как верить,
мыслить,
как бежать,
дышать.
Я знаю всё об атомной войне -
она ведь столько лет жила во мне.
И только одного я не узнал -
как близок срок,
и как ничтожно мал.
...Сирены безнадёжные зовут,
и вот - откуда силы есть для прыти? -
народ, верша свой дикий самосуд -
толпой тела раздавленных несут -
несётся в направлении укрытий.
Всё это, может, было бы смешно -
разутый бизнесмен в костюме синем,
красотка в человеческой трясине,
смешение былых сословий,
но...
Вот мальчик -
кровь из горла, будто сок.
А там сержант
стреляет в свой висок,
И женщина, визжащая от страха,
в плечо вцепившись,
рвущая рубаху,
мешает не спасаться,
а вздохнуть.
Что с нею делать?
Тоже - оттолкнуть...
Она мертва.
На тротуаре мозг.
Толпа срывает голос, злость и двери,
почти оплавлен человечий воск.
Здесь нужен не Спаситель - только Босх:
Доказано - мы все - всё те же звери...
Где мой отец? -
там точно ждут удар.
Где мама?
Где же ты, наш государь?
Где люди, что напыщенно и гордо
Так долго врали?
Сдавленные морды
По рёбрам вдруг упавших сходят вниз,
где ФВУ способны дать надежду,
где главный, невозможный в жизни приз -
возможность через годы жить, как прежде,
где лампы аварийный свет дают,
куда тусклей, чем жаркий этот полдень,
где прошлый светломраморный уют
счастливцами и шоком их наполнен.
Где гермодверь разделит бывший мир
На тех, кто мёртв,
и тех,
кто был людьми.
Передо мной стекает вниз беда.
Лишь пять минут
до Страшного суда.