Комната

Бразервилль
     На пороге ветхого особняка с потрёпанным синюшным фасадом замерли
две мужские фигуры, только что осмотревшие внутреннее убранство.
Одна – в длинном строгом пальто с развивающимся на ветру алым шарфом –
то и дело поглядывала по сторонам взглядом неподкупного аудитора.
Другая же – с портфелем из дорогой крокодиловой кожи – что-то эмоционально
рассказывала угрюмому обладателю аккуратного симметричного подбородка,
выбритого до состояния глянцевого блеска:

-- Даже не думайте, -  тараторил азиат, агент по продаже недвижимости, - такой
цены вы нигде не встретите. Через неделю дом с руками оторвут любители
старины. Обеспеченные любители. У нас их достаточное количество,
сами понимаете…

Мужчина в солнцезащитных очках, по-прежнему деловито обозревая недвижимость,
сунул руки в карманы пальто и кашлянул.
Желтолицый казах с гангстерскими усиками, суетливо продолжал:

-- Конечно, местность неудобная, вдали от соседей, однако почитатель
архитектуры начала прошлого века будет в восторге: три этажа, двадцать
меблированных комнат, земельный участок восемнадцать соток с несколькими
строениями. Бесспорно, Илья Фловианович, дом нуждается в небольшом ремонтике.
Проговорив это, агент поднял голову, дабы окинуть взором мансарду, чувствуя
себя неуютно вблизи неразговорчивого клиента, от которого тянет снобизмом
за версту. «Глаза скрывает за очками, ходит, ковыряет, слушает, (если вообще
слушает) хмыкает, ничего толком не говорит, ради кого стараюсь? Правильно,
Азамат, ради себя» - подумал Гильдеев.

Тихомиров снова кашлянул, его зеркальные очки блеснули на трахомном
осеннем солнце.

-- А что с прошлым владельцем? – наконец родил предложение хмурый человек.
Его неприятный хриплый голос резко контрастировал с представительной
аккуратной внешностью. У Гильдеева даже от неожиданности между лопаток
обнаружилось несколько мурашек; вяло прошлёпали и удалились вон. Он,
ни секунды не раздумывая, неутомимо продолжал:

-- Предыдущий собственник съехал. Прожил в особняке недолго, около года.
Видимо, бюджет не позволил. Средств нужно не мало, сами понимаете…

-- Добро. Беру. Завтра подпишем все бумаги, - промолвив это, фигура в
трепыхающемся красном шарфе, походящим на струю артериальной крови,
каждый миг меняющей направление выброса, исчезла в иссиня-чёрном внедорожнике.

-- Я буду ждать звонка! – метнул в спину Гильдеев и проводил хитрым раскосым
взглядом удаляющийся автомобиль.

С минуту предприимчивый казах помялся на щебёнке, закусив губу и бережно
сжимая портфель, словно внутри перекатывалась дюжина куриных яиц.
Когда «Land Cruiser» скрылся за ближайшим поворотом, агент торопливо
зашагал обратно в дом.




     Сквозь мутный коньячный сон Тихомиров услышал непонятный писк. Он распахнул
глаза в густой войлочный мрак. Не почудилось ли? Машинально заглянул в часы.
Без четверти три. Помяв кулаком подушку, перевернулся на другой бок.
Вот опять. Он прислушался. «Папа, отпусти…» - приглушённо нёсся из глубины
дома детский фальцет. «Выпусти, папа!». Илья раскрыл рот. Сердце
заколошматило, норовя выломать грудную клетку изнутри. Это ещё что такое?
Откуда в здании ребёнок?! Кроме нового жильца в доме не должно быть никого.
Все гости, приглашённые на новоселье, давно уже разъехались: и братья Шмоссели,
и Альберт Гедеонович со своей обширной роднёй, и Эрнест Модестович
с шаловливой нимфеткой-подругой, и даже закадычный Сёма забурился в свой
«Hummer» со стороны водителя, примяв последнего, и укатил, естественно,
находясь в состоянии, далёком от трезвого. Тихомировская жена с дочкой
отдыхают на широко известном лыжном курорте, и пока что ничего не знают о
покупке коллекционного особняка. Илья решил сделать им сюрприз. «Папа,
выпусти меня!». Поборов жгучее желание накрыться одеялом с головой и заткнуть
уши, Илья вскочил с постели, впотьмах дотянулся до мобильного телефона,
но тут же остановил себя. «Что за ерунда? Кому звонить сначала? Гильдееву?
Сказать, ты чего это, дружок, не предупредил, что я не один проживать буду,
а с кем-то ещё? Или Герману, пусть с охраной приезжает, разбирается.
Три часа ночи. Глупости!». Тихомиров медленно положил телефон на место,
на цыпочках добежал по холодному паркету до тумблера, ожидая нападения
из темноты чёрте кого с чёрте чем наперевес. Щёлк! Яркий свет иглами
ударил по глазам, пронзив болью затылок. В это мгновение Илья Фловианович
был особенно открыт для нападения: в одних широких трусах невесёлой
расцветки, сгорбленный, зажмуренный, балансирующий на согнутых ногах,
словно неуклюжая цапля.
Покушения не состоялось, вместо этого заскулил знакомый голос: «Выпусти
меня, папа! Папа, выпусти меня!». Он вырывался из комнаты, явно
располагающейся поблизости на втором этаже. Беспрестанно оглядываясь,
Илья напялил тапки и халат. «Папа, выпусти меня!». Только после этого,
он извлёк загодя приготовленный для форс-мажора пистолет Макарова.
Ребёнок в опасности, надо спасать пацана от какого-то папы, и чем
скорее – тем скорее можно будет опять уснуть. Папы бывают разные, некоторых
одним кулаком не остановить. «Вот зараза Гильдеев, - процедил Тихомиров, -
ведь спрашивал неоднократно, а он мне: дом пустует, смотритель съехал» -
Тихомиров даже потрудился передразнить агента, но вышло совсем непохоже,
голос дребезжал и звучал не солидно. «Завтра я ему устрою. А может это
приятельский розыгрыш?» - пробухтел он под нос, чувствуя собственный
запах перегара. «Идиоты!». Первым делом Илья заглянул за портьеру,
после - за пузатый комод, и лишь в последнюю очередь – под кровать, хотя
там пространство было умопомрачительного размаха – уместились бы четыре
папы с шкафообразными фигурами и вульгарными выпирающими подбородками.
Осмотр спальни ничего не дал, и не мог дать – если бы хотели, на него бы
уже напали двести раз. В руках появилась уверенность, а в носу – жжение
от пока ещё никем не убранной пыли.

«Папа! Отпусти меня, папа!» - заливался юнец. Илья, медленно вышел из спальни
в сумрачный извилистый коридор. Прохладная рукоять оружия воодушевляла.
В кармане халата позвякивали ключи, для каждой комнаты предназначался свой
экземпляр - придурковатая затея предыдущего владельца. Не иначе какой-то
маразматический старикашка потворствовал своей мании запирать все двери
в особняке и, удовлетворённо пуская слюну, сидеть в пенатах наедине
со связкой ключей.
 «Выпусти меня, папа!». Илья шаркал на ребячью мольбу, по дороге включая
свет, где только можно, из-за каждого угла ожидая прыжка мохнатого
двухметрового папы-изверга сплошь покрытого тюремными наколками и,
как минимум, с тесаком для рубки пальцев. «Выпусти меня, папа!». Показался
массив стены, откуда раздавались вопли и скулёж мальчика лет пяти-семи.
Там, где должна была находиться дверь – лишь желтела её окантовка.
Тихомиров замер и затаил дыхание. Послышались удары изнутри. Малец
в отчаянии безуспешно бился в преграду. «Папа, не бей меня!». Тихомиров
изменился в лице до неузнаваемости. Что значит «не бей»? Мучитель внутри??
Выпучившись на померанцевые обои, хозяин понял, что перед ним какая-то
хитрая дверь – без ручки и замочной скважины, и вообще – будто прорублена
в стене и сливается с ней, как хамелеон с корявой веткой. Двадцать
первая комната! Естественно, освободить узника, подобрав чудо-ключик,
ему не удастся. «Гильдеев, мать его так!» - возмутился новоиспечённый
хозяин. Агент об этой странной комнате даже не каркнул, когда они обходили
покои.

«Папа! Не бей меня!! Не бей!!!». Хозяин почесал дулом пистолета переносицу,
по которой побежала щекочущая капля пота. Атмосфера накалилась донельзя.
Что за кретинизм здесь творится?? «Эй, ты! Оставь мальчика!» - рыкнул Илья.
Вышло достаточно грозно. Особенно последующий за рыком шлепок тапочка
по полу прозвучал великолепно. За дверью что-то щёлкнуло, и рамка света
погасла. Наступила тишина, настолько навязчивая и всеобъемлющая, что
барабанные перепонки задребезжали, как стёкла в окнах коттеджа,
разваливающегося под напором тропического циклона. Не доносилось ни детских
всхлипов, ни затрещин, ни чьей бы то ни было речи. Илья ощутил, что сердце
ухает уже не слева, а переместилось куда-то под кадык и развило там бурную
деятельность по дестабилизации и без того подорванного здоровья. Он хотел
было направиться обратно в спальню, даже ослабил хватку подаренного тестем
оружия, как вдруг свет за дверью вспыхнул вновь, да так ярко, будто
взорвалась сверхновая звезда. Одновременно с этим мальчишка заревел: «Папа!
Не бей меня!! Не бей!!! Аааа!!!». Тихомиров вздрогнул и чуть не вскрикнул
сам. Хорошо, что пистолет до сих пор на предохранителе, иначе бы в потолке
уже красовалось пулевое отверстие. «Ёж твою медь!» - зашипел Илья сквозь
перекошенные сжатые губы. Он двинулся на кухню, боясь каждой тени и каждого
неосвещённого угла, всю дорогу нарочито громко повторяя: «Кретинизм
какой-то!». В Тихомировской черепной коробке заварилось тягучее зелье,
ингредиентами которого являлись: мистическая белиберда, эзотерическая
околесица и  оккультная галиматья. С каждой секундой логические версии
происходящего мутировали,  и делались абсурдными до несусветности.
Привидение?! Призрак?! Или как там их называют? Призрак замученного мальчика?
Что он тут делает?! Гильдеев ни словом не обмолвился об этом. А зачем ему?
Тогда бы потенциальный покупатель задумался: брать недвижимость или нет.
Конечно не брать, на кой ляд семейному человеку со слабым сердцем и
религиозными родственниками это нужно?! «Невообразимый кретинизм!» - ляпнул
он, придя на кухню и засунув нос в аптечку, собственноручно вчера им же
наполненную. Он ещё днём хотел достать оттуда снотворное, но дружеская
шумиха отвлекла его. Две таблетки – самое то! Кислятина! Запив водой
из-под крана, Илья прыгнул на полосатый стул с фигурной спинкой в виде
свёрнутой в клубок змеи. Остаться на ночь в большом доме в первый же день
оказалось не лучшей затеей, но он сам этого захотел, даже с помпой
пригласил друзей отпраздновать дорогостоящее приобретение. Илья лихорадочно
постарался вспомнить, когда в последний раз был так напуган, но на ум
что-то ничего не шло. Одновременно с этим в душу закрадывалось гнетущее
ощущение разочарования в долгожданной покупке. Сюрприз семье обещал
обратиться в грандиозное недоразумение, за которое супруга будет упрекать
до конца жизни. Этого преимущества он ей не предоставит даже под страхом
смерти. И так во время отдыха в Тайланде разок опростофилился, до сих пор
вспоминает при удобном случае - как вилами в бок, простить не может.
Наверху малец бился в истерике, нарезая круги по комнате от папаши-маньяка.
Что делать?! Заснуть в такой обстановке не представлялось возможным даже
от лошадиной дозы снотворного. Покинув скрипучий и неудобный стул,
Тихомиров скорее сбегал в спальню, по пути целясь во всё подряд: в торшер,
в спинку кресла, а иногда – в свою тень, схватил мобильный и ключи от машины
и в чём был: в халате и тапочках, спустился к своему внедорожнику,
припаркованному рядом с домом, где за рулём и уснул с пистолетом
в крепкой ладони.




     Утро выдалось суровым, по автомобилю барабанили капли дождя, от шума
которых Илья Фловианович и проснулся, со скрипом раздвинув закисшие веки.
Возвращению в напрягающую реальность он был рад в меньшей степени. Зачирикал
телефон. Посмотрев на него как на инопланетный артефакт, он заторможено
поднёс его к уху и вякнул, раздирая сухое горло:

-- Слушаю, Герман.

-- Илья Фловианович, доброе утро! Всё в порядке? Вы пропустили несколько вызовов.

-- В порядке, Герман. – Каждое слово давалось с колоссальным трудом, - Просто
немного…заболел. В офис сегодня не подъеду, с Камраковым сам встреться.
Условия те же, на уступки не пойдём.

-- Ясно. Точно всё в порядке? Может, скорую вызвать? – забеспокоились
на том конце.

-- Нормально, Герман. Ты вчера просто рано уехал, мы с Сёмой долго ещё
гужбанили. Прилёг недавно.

-- Ага, Сёма приехал и закрылся у себя, видимо отсыпается. Ну, хорошо.
Я на связи, если что.

-- Добро.

Илья решил не посвящать никого в свою ужасную тайну, а единолично разобраться
в сложившейся ситуации.

Вывалившись мешком картошки из автомобиля, сжимая мобильный телефон в одной
руке, в другой – пистолет Макарова, он вошёл в неприветливый дом. Стреляя
пульсирующими глазами по сторонам, пересёк освещённый покосившейся антикварной
люстрой холл и шатающимся медведем притопал на кухню. Глотнув воды из-под
крана, Илья упал на тот же полосатый стул, ещё хранивший вмятину на сидушке
от хозяйских ягодиц. В особняке было всё спокойно: призраков не наблюдалось
и не слыхалось, но зловеще гулял ветер и в окна стучал назойливый дождь.
Тихомиров набрал Гильдеева. Он ответил незамедлительно:

-- Да, Илья Фловианович! Как спалось на новом месте?

-- Ты издеваешься сейчас, что ли? – рявкнул протрезвевший Тихомиров.

-- Что такое? – забеспокоился Азамат.

-- А ты сам не знаешь? Ничего не хочешь мне рассказать о предыдущем хозяине?

Риелтор замялся и вздохнул.

-- Что молчишь? Совесть не мучает? – напирал Тихомиров, представляя,
как собеседник полирует пол глазами, - продал мне дом с привидением и сидит,
в ус не дует. Выкладывай всё, что знаешь!

Подбирая слова понятнее, риелтор вкрадчиво отвечал:

-- Я знаю немного, Илья Фловианович, только то, что бывший владелец жил
в доме с приёмным сыном лет восьми. Затем сын пропал. Отец обратился в милицию.
Он был уверен, что мальчик по какой-то причине ушёл пешком обратно в приют,
однако в приюте он не появлялся. Милиция не нашла следов и до сих пор
мальчонка находится в розыске. Я предположил, что данная информация вам
будет ни к чему.

-- Мне этот пацан спать не дал. Всю ночь орал из комнаты, умоляя отца
выпустить… - Илья осёкся, заводя мыслительный агрегат, - подожди-ка… отец
и грохнул сынка! Заморил голодом или избил до смерти, а потом замуровал
в полу или стене комнаты, в двери которой даже замочной скважины нет!
А чтоб на него не подумали, сам в милицию и обратился!

Гильдеев аж крякнул, поражаясь смекалке очередного хозяина:

-- Трагедия! Трагедия! Это что же теперь делать?! Привидение  не даст вам
спокойно жить! Что же делать-то? Если хотите, я вам помогу срочно продать
дом, вы ничего не потеряете. Проживать там опасно! Ужас!

-- Ладно, подожди, дай отдышаться. Я перезвоню.

Илья закинул мобильный в карман халата, вскочил со стула и нервно забегал
по кухне, ероша волосы на громадном колоколе вместо головы, и вдобавок
ухитряясь ещё этим колоколом соображать. «Продать, однозначно продать,
я ничего не потеряю, и Вероника ничего не узнает, она ещё ничего не знает,
друзьям скажу, чтоб молчали, а если кто проболтается – уволю к чертям собачьим!
Или пристрелю! Так и сделаю! Но бедный паренёк-то».

Илья знал, находящиеся между мирами не упокоенные души – это души людей,
погребённых не по-христиански или не погребённых вовсе. Поэтому души
чудовищно мучаются, вновь и вновь возвращаются к своему мёртвому телу или
останкам. «Останки необходимо найти и захоронить, как подобает! А вдруг
там свернувшийся у стенки детский скелетик?» - Илья содрогнулся от этого
этюда, неожиданно всплывшего из мрачных глубин воображения. У него есть
знакомый священник, в случае чего, он мог бы провести обряд отпевания,
осталось только вызволить мощи. С силой выдохнув, он метровыми шагами
направился во двор, к сараю. Дождь захлестал с удвоенной силою, противясь
безрассудной идее хозяина, и желая, во что бы то ни стало, остановить его.
Шмякая в тканевых тапках по грязи, Илья даже не пытался мешать холодным
струям, льющимся за пазуху, несмотря на то, что тело сотрясала мелкая
дрожь. В сарае обнаружилась приставная лестница. Он бесцеремонно сграбастал
её и решительно, как прыгун с шестом, помчался к окну потайной комнаты.
Оно одно оказалось зарешёченным. Как это он при общем осмотре особняка
упустил из виду сей нюанс? Риелтор-хапуга зубы заговорил, не иначе.
«Хм.. окно с решёткой, чтобы малец не убежал?», - буркнул Илья, уже
решительно взбираясь по скользким деревянным перекладинам, намереваясь
хоть что-нибудь разглядеть через металлические прутья. Разыгравшаяся
фантазия рисовала картины омерзительных пыточных инструментов, заполонивших
логово душегуба, послышались жалобные всхлипы и даже хруст ломаемых
детских костей. Но всё что ему удалось увидеть, это охристая плотная
занавеска и мутные потоки воды, струящиеся по стеклу.
«Кретинизм какой-то!» - возмутился Тихомиров и спрыгнул в чавкающую жижу.
«Нужно взять что-нибудь поувесистей и вскрыть злосчастную каморку,
а там – будь что будет! Взломать к лешему!». Мысленно скандируя это, он
возвратился в сарай. Как на грех, крупнее лопаты ничего не попадалось.
Разворошил ураганом садово-огородный хлам на полках: вёдра, шланги,
какие-то мешки, тряпки, таинственные железяки. Потеряв надежду, он рухнул
на ящик из-под газонокосилки, и тут его взор прилип к дальней сумрачной
стене. На крюках под пучками высушенной резко пахнущей полыни, покоился
массивный блестящий топор. «Подойдёт размерчик!» - вдохновенно воскликнул
Тихомиров, овладевая тяжёлым инструментом. «Не этим ли орудием папаша
расчленил тельце наверху?» - испугавшись собственной гипотезы, юркнул
под ливень. В два счёта достигнув заветной двери дьявольской комнаты,
ставшей гробницей несчастному мальчугану он с ходу, размахнувшись как
бывалый лесоруб, вонзил лезвие топора в древесную поверхность. Топор очнулся
и панически зазвенел. Дверь даже не треснула, только робко показала из-под
обоев дубовое нутро. Выдернув оружие, Илья обрушился на преграду, снова
и снова вгрызаясь в омертвелую ксилему и умножая количество сора на паркете
в геометрической прогрессии. Щепки летали трассирующими пулями, норовя
угодить в покрасневшее, искажённое от натуги лицо. Он остановился только
тогда, когда прорубил щель, пригодную для комфортного подглядывания и тут же,
не отдышавшись, приник к ней сверкающими глазами. Сначала не было видно
ничего, за исключением всепожирающей тьмы. Спустя секунды, из мрака выплыли
какие-то чёрные кубические предметы с пульсирующими огоньками на корпусах.
То ли змеи, то ли провода покрывали стены и полы загадочного помещения.

Распалённый Илья Фловианович долго ругался отборным матом, не гармонирующим
с его интеллигентной внешностью, после того как выцарапал оком из
обстановки несколько дремавших прожекторов и комплект аудиоаппаратуры.



2008/2013