Конечно еще не раз соберемся,- сказала Татьяна.- Только вот к тому времени, что сейчас рассказать хочу, я уже забуду. Слушала я Валентину, а сама вспоминала свое детство холодное, голодное.
Отец мой с войны вернулся инвалидом. В одном легком у него остался осколок от мины. Да и другое было простуженное. Он не то, что работать, по дому-то еле ходил.
Мать одна в колхозе работала. Только что тогда на трудодни-то давали. Вот и сидели мы голодные. Ладно, картошки в волю было, то бы точно с голоду сдохли. Нищие и то лучше нас жили. Они частенько к нам наведывались. Мать их ночевать пускала. И иногда кусочки хлеба у них на картошку выменивала. Сушила их в русской печи и выдавала нам по маленькому кусочку к чаю. Сейчас любая конфета не кажется слаще тех кусочков.
И вот однажды, к нам попросилась совсем не старая нищенка. Мать ее пустила ночевать. Баню истопила. Помылась нищенка в баньке и рано спать легла в уголок под порогом.
В углу под порогом у нас была сделана палка, на нее мы весили свои платьишки. Одно у меня было ситцевое, почти новое. В нем я только в школу ходила. Приду из школы, платье сниму и под порог на палку повешу. Училась я тогда в третьем классе, наверное.
Проснулась я в то утро, когда эта нищенка у нас ночевала, ее уже не было. Позавтракала, чем Бог послал, стала в школу собираться. Глядь, а платья-то моего, как не бывало. Я расплакалась, слезы градом. Отец на мать начал ругаться: «Вечно ты их жалеешь! А она тебя пожалела? Последнее платье у девки забрала. Хватит реветь! Одевай старое и марш в школу!» Натянула я на себя старенькое, все в заплатках платьишко и с горючими слезами отправилась на уроки.
Учительница у нас Марья Васильевна была учителем от Бога. Она нас обездоленных войной и судьбой всегда очень жалела. Мне было стыдно за свой вид. Выглядела я хуже той нищенки, что у нас ночевала.
На переменке Марья Васильевна подсела ко мне и спросила: «Что случилось, Таня? Почему ты в старом платье»?- слезы снова полились, как весенние ручейки. Рассказала все, что произошло. Она успокаивала меня как могла. Прикрыв, свои чуть ли не голые плечи старенькой шалью, я просидела все уроки, а возвращаясь домой снова плакала навзрыд.
Подходя к дому, после занятий в школе, увидела ту же нищенку. Она стояла около нашего дома и заглядывала в окна. «Еще хочет что-то украсть»- подумала я и прибавила шаг.
Нищенка вошла в дом. Я знала, что в доме есть отец, но сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. Вошла я в сенце и замерла. Было слышно, нищенка плакала и говорила: «Простите ради Христа, сама не знаю, что на меня нашло. Дочка у меня такая же, как ваша. Ходит тоже в школу, вот я и удумала ей это платье украсть. Только сколько я себя не уговаривала, унести его ничего не получилось. Жжет оно мне руки сильнее огня. Простите же меня ради Господа Бога. Во век больше чужое не возьму. На чужом горе своего счастья видно не построишь. Возьмите вот милостыни, которые я сегодня собрала».
- Ладно, чего уж тут. Бог тебе судья. За милостыни спасибо. Взамен возьми картошки. Тебе ведь тоже надо дитя кормить. - Говорил отец. Я слышала, что в его голосе стояли слезы.
Спрятавшись в сенцах, я подождала пока ушла нищенка. Мне было жаль ее, но и сама я тоже хотела носить это платье.
На другой день я пришла в школу в своем новом платье, очень счастливая. Марья Васильевна снова расспрашивала меня о случившемся, и я видела, что слезы стояли у нее в глазах.
Трудное, голодное, холодное было то время, но совестливые были люди. Каждый нес свой крест, как мог, не посягая на достоинства других.