Я многих пережил. Теперь слоняюсь,
по закоулкам памяти моей,
иной раз радуюсь, иной раз каюсь,
при встречах неожиданных теней.
И бередит услужливая память,
моих живых и молодых ребят,
которые и ненароком ранят,
и ненароком тут же исцелят.
Цветёт акация пчелиным гулом,
скрипит соседа фронтовой костыль.
В полуденной жаре река уснула,
и тёплая ласкает ноги пыль.
Пусть для других моя простая хата,
а для меня отечества дворец,
и улица бежит к реке покато,
трепещет антрацитовый скворец…
Вот никогда не думал, что однажды,
меня сумеют до-смерти забить.
Запутать всех, и с первобытной жаждой,
разрушить всё, руины – поделить.
Как дрался за судьбу – простая драма,
что проиграл. И сгинул. И исчез.
Не заживёт душа без видимого шрама,
смертельный не затянется порез.
Всё наплывают неприкаянные тени,
Карна и Жля опять несутся вскачь –
как сотни лет назад стоим мы на коленях,
вновь льётся безысходно Русский плач…
Да… знал, куда я шёл. Теперь – склоняюсь,
хрустят осколки памяти моей.
Всё реже радуюсь, всё чаще каюсь,
и избегаю неожиданных теней…