Е. К.
I.
На голове его – из золота венок.
Хитон пурпуровый так пламенно блистает,
Что смертным кажется: с небес спустился бог.
Когда же танец он священный начинает,
Сверкая радугой золототканых риз,
На землю истинно нисходит Дионис.
Изящный стан колонн вдруг оплетают лозы,
И слышится вблизи рычание пантер,
Вакханок возгласы, нескромный смех гетер.
Прозрачный виноград льёт радостные слёзы.
Над лугом кружатся прозрачные стрекозы,
Как стаи маленьких Амуров и Венер.
В ночи Иерофант, таинник звездных сфер,
Являет дивные свои метаморфозы.
II.
Являет дивные свои метаморфозы
Тысячеликая кудесница Любовь,
Всегда невинную возделывая новь –
От Фулы призрачной до сказочной Формозы.
В жару ливийскую, в рифейские морозы
Всяк жертву новую ей каждый день готовь
И повелениям блажным не прекословь –
И небожителей пред ней бессильны грозы.
Не раз Отец богов, покинув горний дом,
На землю лебедем и золотым дождём
Спускался, сладостным ее покорен зовам.
Но тише... Пламенный опять зажжен кратэр –
Спешит, окутанный невидимым покровом,
В ночи Иерофант, таинник звездных сфер.
III.
В ночи Иерофант, таинник звездных сфер,
Выводит рунами в скрижали изумрудной
Судьбу поправшего сон вечный, беспробудный,
Чье имя светлое – Dionysos Soter.
На камне вырезал искусный медальер
Повествование о страсти обоюдной,
О смерти огненной Семелы безрассудной
(Столь поучительный для любящих пример!),
О том, как был рожден на свет Дваждырожденный,
Как вырос, нимфами нисейскими вскормленный,
Как чудеса творил, боритель прежних вер.
Здесь пальцы вещие внезапно замолкают.
Лишь тени пестрые мелькают и мелькают,
Как стаи маленьких Амуров и Венер.
IV.
Как стаи маленьких Амуров и Венер
В прозрачном воздухе порхали беззаботно!
Как ясно слышался в прозрачности дремотной
Певца теосского серебряный размер!
Но время радости – цветенье эфемер.
Душа предчувствует с тревогой безотчётной,
Что наслаждение – минутно, мимолётно,
Что кары близятся неумолимых Кер.
(Как в ослеплении мы мало сердцу верим!)
И вот уже огнем охвачен царский терем,
В Аид спускается бесчувственная тень.
Там замыкаются круги метемпсихозы,
Там души, в Вечности встречая вечный день,
Над лугом кружатся – хрустальные стрекозы.
V.
Над лугом кружатся хрустальные стрекозы.
Сиринги Пановой звучит напев простой,
Но вдруг неслыханной заблещет красотой –
Лишь в состязании сойдутся виртуозы.
Пока спускаются пресыщенные козы
Толпой нестройною на горный водопой,
О, флейта чудная! не умолкая пой –
Внимают пинии тебе и чернолозы.
Но кто сей юноша, с вершин сошедший вниз?
Нежней нарцисса он, стройней, чем кипарис...
Он – смертный сын богов иль воплощенье грёзы?
Завидев, пастухи склоняют долу взор,
Смолкают флейты их, и у подножья гор
Прозрачный виноград льёт радостные слёзы...
VI.
Прозрачный виноград льёт радостные слёзы
У бога юного на пурпурных устах.
Но почему того сковал внезапный страх,
Как будто гроздь таит незримые угрозы?
Бежит в безумии, на раны и занозы
Не глядя – фурии с лампадами в очах.
Куда б ни скрылся он, в каких глухих краях –
Везде преследует кошмар янтарнолозый.
Супруги Зевсовой неутолима месть.
Но благодатная уж прозвучала весть:
В далекой Фригии найдет он исцеленье.
Свет солнечный проник во глубину пещер.
Лиэя светлого приветствуют явленье
Вакханок возгласы, нескромный смех гетер.
VII.
Вакханок возгласы, нескромный смех гетер,
Тимпанов яростных и авлосов звучанье.
Толпа стекается на козлогласованье
Рекой весёлою – без берегов, без мер.
Днесь собирается воспрявший Элевтер
Счастливой Индии свершить завоеванье.
Сатиры резвые в священном вакхованьи
Спешат в объятия прекрасных баядер.
Щиты им – скифосы, им тирсы – вместо копий.
Неиссякаемы пьянящих ягод копи,
Чьей кровью чистою одушевлен псиктер.
Давно на Западе остался берег Тигра.
Вакх едет на спине серебряного тигра,
И слышится вблизи рычание пантер.
VIII.
И слышится вблизи рычание пантер,
И незнакомые волнуют ароматы.
Застыв от ужаса, глядит Силен косматый
На изваяния неведомых химер.
Вообразить таких не смог бы наш Гомер!
Под небом Индии сторукие деваты
Танцуют, пламенем неистовым объяты,
С улыбкой лживою, со взглядами випер.
И вся Вселенная, в клубок свернувшись в храме,
Уже охвачена двойными языками.
Внезапно грянул гром: «Эвоэ! Вакх! Эван!»
И улетучились, рассеиваясь, грёзы.
Вина пурпурного прохладный бьёт фонтан,
Изящный стан колонн вдруг оплетают лозы.
IX.
Изящный стан колонн вдруг оплетают лозы,
Вкруг корабельных мачт змеится плющ густой,
Разлито в воздухе благоуханье розы,
Течет по палубе медовых вин настой.
Под звуки грозные вакхического гимна
Загрей является в обличье диком скимна.
Бегут, как полчища испуганные крыс,
Корсары храбрые – неудержимый в гневе,
С клыками острыми, львинообразный Эвий
Вождю безбожному уж горло перегрыз.
Теснясь и суетясь, с кормы срываясь вниз,
Они дельфинами в морском исчезли зеве.
С триеры брошенной навстречу критской деве
На землю истинно нисходит Дионис.
X.
На землю истинно нисходит Дионис.
Где образ гибельный, где скимен кровожадный?
Прекрасный юноша в короне виноградной
Стопою легкою ступил на дикий мыс.
Пустынен остров был. Там рос лишь черный тис.
Но вдруг, преображен, стал – вертоград прохладный.
На ложе брачное с царевной Ариадной
Восходит с лилией повенчанный нарцисс.
И вот, опьянены нектаром златогроздным,
Уже возносятся они к чертогам звёздным.
Пред ними блещущий открылся парадиз.
Освобождённые от оболочки тленной,
Там души кружатся под куполом Вселенной,
Сверкая радугой золототканых риз.
XI.
Сверкая радугой золототканых риз,
Хитроукрашенных сапфиром, орихалком
И аметистами, подобными фиалкам,
Иакх проносится, как легковейный бриз.
Податель радости и ловкий Ловчий лис
Несет спасение вакханкам и весталкам.
Чертог является в жилище, прежде жалком,
Коль струи дивного Ойнея там лились.
Желанная Лоза, дарящая забвенье,
От крови вен твоих пошли нам откровенье!
А вы теките прочь, потоки трезвых вод!
Уж опьяненная толпа изнемогает,
Сбираясь в радостно-безумный хоровод:
«Когда же танец он священный начинает?»
XII.
Когда же танец он священный начинает,
Фиалкокудрых Дев исконный Мусагет,
Вдруг обрывается плетенье бледных лет
И Время с Вечностью в желанный брак вступает.
Как древле Зодиак, навеки замирает
В небесном зеркале певучий хор планет,
И тьма скрывается, и наступает свет,
И Вечное Дитя над Хаосом играет.
Вновь открывается безмолвная скрижаль,
И с изумрудных строк Судьба несётся вдаль –
Стрела бездушная, что промаха не знает.
О, Ариадна! Где заветный твой клубок?!
Неужто вещая душа не прозревает,
Что смертным, кажется, с небес спустился бог.
XIII.
«Что, смертным, кажется, с небес спустился бог,
Нектар бессмертия не пил благоуханный?» –
Младенца увидав, безбожные Титаны
Издали радостный и нечестивый вздох.
И вмиг окрасили священной рощи мох
Вина червленого горячие фонтаны,
И плачем горестным все огласились страны,
И златокованых цикад пеан заглох.
Как стая коршунов, когтят остервенело
Землей рожденные младенческое тело
И разбегаются – едва взошла заря.
Диск окровавленный из моря выплывает
И вспыхивает вдруг – в пожаре алтаря
Хитон пурпуровый так пламенно блистает.
XIV.
Хитон пурпуровый так пламенно блистает,
Что Феб слепительный невольно ослеплён.
О, дивный Дионис! Ты в третий раз рождён.
Вновь сердце розою бессмертной расцветает.
Твой солнечный двойник тебе хвалу сплетает.
И в светлый сонм богов как равный ты введён.
Громодержавный Зевс, свой уступая трон,
На Царство Вечное тебя благословляет.
В ночи страдания мы прозреваем суть.
К Престолу Горнему приводит крестный путь –
Короне Северной лишь Крест довлеет Южный.
Царя восславьте днесь, и Запад, и Восток!
Хоть в мир является нагой и безоружный,
На голове его – из золота венок.
XV.
«На голове его – из золота венок,
И дремлют в локонах аттические ночи,
Взирают пристально агатовые очи.
Их взгляд мерцающий таинственно-глубок...»
Но солнце медное садится на восток,
К истоку древнему рассветных средоточий,
И этой истины на свете нет жесточе:
Он перед зеркалом, один и одинок.
«О, бог таинственный! Ты – только отраженье?
О, друг единственный!..» По серебру скольженье
Руки серебряной – и в бездну вдруг провал.
И, снова с тернием переплетая розы,
Лиэй во глубине бесчисленных зеркал
Являет дивные свои метаморфозы.