*** 1979 год (14 лет)
Где-то за летним ветром, за голубой дугой
завтрашнего рассвета и за твоей рукой -
легкой, давно знакомой картой моей судьбы,
все повторится снова. Там, где мои следы
ангел, своим дыханьем неосторожно стер
я нарисую пламя и разведу костер.
Академику Сахарову Февраль 1980 (15 лет)
Застывших гор угрюмая мораль
холодных стен ночная паутина,
усталый настоятельный февраль
теперь подобен чуду в сказках Грина.
Комфорт, уют, и на столе журнал
с случайно кем-то порванной страницей.
Теперь журнал - началом вcех начал
как огурцы или пирог с корицей.
Томик Цветаевой рядом в углу,
по радио песни зов хвалебный,
что Цветаева даст столу,
фонарь? Разве что он волшебный.
Комфорт - прозаической темы суть,
молвы любимец изнеженный.
Ну что ж, проживите уж как нибудь
в этой прозе заслеженной.
***
Кругом промокший цвет помарок,
Зимы наследие кругом.
И первый зов слепых весталок
бельмом теплится за окном.
Минутной дерзости степенной
и первому витку тепла
сплетали гимны предпочтенья
когда в садах цвела весна.
Лишь он, дурак, не понял века,
Лишь он один влил смысл в слова
и снизошел до человека
когда в садах цвела весна.
Отняли все что есть святого,
свели на нет всей жизни труд,
как соли в рану у больного,
"вы что, хотели в Голливуд?"
Опершись о сухие стены
Он может думал сотни раз
не ткать идеи гобелены
на грязные полы террас.
А может даже сомневался
Что говорить, о чем молва,
коль писем стук не пробивался
за грань железного угла.
***
Скажите сон или видение?
А может бред - бессонниц ткань...
А может просто вдохновение -
вагон, заря, проливов грань...
Уходят вдаль мосты и берега,
теряются огни в пролетах вагонных.
Что там вдали на карте, тайга
или вопль звонков телефонных?
Что там так мечется и кпичит
в несносных залежах агригатов?
Что там скажите братцы летит,
какой век сегодня, двадцатый?
Что так трясет несчастный вагон?
Просите пусть там нажмут на тормоз.
Если мы сейчас на него не нажмем
Потом уже будет слишком поздно.