1.
Я давным давно не бывал в тех местах,
где наша не пропадала.
От тех, где она пропадает, в каких-нибудь ста верстах
эти земли лежат, что до смешного мало.
Там покатых небес наливная синь
переходит плавно в закат в полнакала,
там конец времён не предвещает звезда Полынь,
а всё предвещанное давно настало.
Там лицо блудницы несет благодать,
ничего не скрывает седьмая печать,
излучают покой напряжённый
никогда не рожавшие жёны,
там волхвы выступают по мокрой траве,
коронуют царя у меня в голове,
и ссыпают к ногам своевольца
бесполезные кубки и кольца,
там под свист ослепительных ангельских крыл
равнодушный привратник врата отворил,
над вратами звёзды мерцают,
и ключами никто не бряцает.
2.
Выйду ль, разутый, во двор на рассвете,
Гляну ли, как горизонт оскудел,
Вижу, как разума блудные дети
Вновь совершают снов передел.
Царь иудейский шагает по водам.
Трудно ль ему совладать с синевой?
А плоскодонку с пустою породой
Ученики волокут бечевой.
Эхо дуэли скрылось в провале,
Лермонтов выстрелил на посошок.
В каждой лавине, в каждом обвале
Гордого Демона слышен смешок.
Тащит добычу сорока-воровка.
Зуб костяной или рупь золотой?
Мне бы сорокину экипировку,
Я бы слетал за живою водой
В край, где Миньона бросает охапки
Синих цветов в пустую лазурь,
В край, где архангел в сенькиной шапке
Договорился с искателем бурь