Вновь повешу звезду просушиться на ветке,
постирал её всю, и вот вроде чиста;
улыбнулся душой за забором соседке
и во сне сосчитал всех баранов до ста…
Я вернулся к тебе, чуть помятый, небритый,
я вернулся домой и сберёг свою жизнь;
ты прости, что внутри, словно пулей подбитый,
всё равно за меня потихоньку держись…
Нет у памяти слов, нет во снах переулков,
где бы я ни ходил, где бы я ни искал,
и в крапиве густой, словно в воздухе гулком,
во весь рост распрямился и снова восстал…
Здравствуй, новая плоть, здравствуй, новое сердце,
в этот раз не убит, так погибну в другой;
только милой рука открывает мне дверцу,
и зовёт её взгляд возвращаться домой…
У могил наших братьев, у самой границы
леденящего душу мерцанья свечи;
а по небу летят две железные птицы,
в преисподней куются стальные мечи…
Что ты, мама, не плачь, отправляться не завтра,
ещё день мы побудем, Родная моя;
на ладони ключи, как холодная правда,
только дети мои – это крик журавля…
Вновь повешу звезду после стирки на ветку,
пусть она догорает в вечерней заре;
а я ночью пойду и залапаю девку,
и не скажет жена ничего против мне…
Потому что я был глаз на глаз перед смертью,
потому что я видел, как в чёрном дыму
пропадает всё то, что вело к лихолетью,
дай же, Боже, покоя и не мне одному…