Он бережёт тебя кошку, сучку пьяную бестию,
Злую, в истерике, нежную или с пачкой помятой Captain Black. Стекло опущено. Скоро начнётся гроза.
«Девочка, это не swag, понимаешь, - говорит ангел-хранитель , с которым до чЁрта весело.
«Давай-ка, покурим». Вы курите. И у него…такие… глаза…
Ты в капюшоне. В джинсах. Толстовку свою набрасывает поверх усталых, хрупких, словно фаянс, плеч.
«Ты завязывай». – Он улыбается, так небрежно окурок выбрасывая.
И включает в машине печь.
Ночь. Трасса где-то за городом. Ваше молчание. Смотришь на его руки, которые обнимает тонкий браслет, на запястья,
с надписью, которую и переводить-то не хочется… Какой-то печальной, в которой особого смысла-то, может, даже и нет… «Я есть Счастье».
Как хочешь – так понимай.
Дождь. Ветер. Какое-то одиночество. Но, всё-таки, зыбкий, радостный, пьяный туманом май…
«Ты давай не грусти. – Он говорит с отчаянием, так простодушно. – Я не могу видеть тебя с размазанной чёрной тушью». Тушь на лице – твоё привычное творчество
Последнее время. Не признаёшься. Хотя угадано ловко.
Запах дождя, ночного ветра, его толстовки…
И ничего, к чёрту, не хочется.
Город – домами-клавишами текст набирает на мониторе неба в безопасном режиме.
Капли стучат – и в каждой какой-то глубокий неясный смысл. И смыслов – на целый тир.
«Помнишь, ты мне говорил, когда мы будем большими,
Мы поймём этот мир?».
В машине пахнет его парфюмом и табаком. Пальцами водишь по стёклам от дождя запотевшим.
Глаза встречаются в зеркале, руки сжимают руль. Смок.
«Так вот живём…всё у нас задним числом. Или наоборот – за сентябрём – июль»… - смотришь с надеждой.
Снова смеётся. «Сейчас покажу тебе всё, чего просто так не могу сказать»…
Лента ночных дорог.
Доехали до обрыва. Встали. Светает рано.
Не прекращается дождь, ложится туман, застилая простынью белой поле.
«Помнишь, я говорила, что всё это очень странно…
В детстве совсем
Совсем
Не было боли.
Я не курила, помнишь?... Я не курила. Я не пила коктейли, виски». – Ты говоришь устало.
«Было так много свободы, так много счастья и много воли. –
И, наконец, поднимая глаза, - Что с нами стало?»
Он ничего не сказал в ответ. Вышли. Встали у края, в туман смотрели. Он закурил и ты закурила тоже рукой дрожащей.
«Просто такая жизнь. Понимаешь, мы повзрослели
И стали… ненастоящими»…
- Ненастоящими?!
Нет, это не правда. Ненастоящим не больно. Они лёгкие, как сигареты, знаешь!!! И всё у них просто!!! Всё у них в удовольствие!!!...
«Тише… Иди сюда. Дурочка ты моя. Ты молодец. Ты настоящая.
Самая настоящая. Успокойся, милая, успокойся»…
« У тебя тоже жизнь не сахар. Как там твой Питер?
Как там твои девушки? Я скучаю, братишка…»
Ты вытираешь слёзы о старый растянутый свитер, руки в карманы - греться.
Он улыбается так привычно.
И близко-близко. Как в детстве. Его улыбка – прямо до самого сердца.
Ты плачешь, даже не зная, с чего вдруг нахлынуло так щемяще, мир - обвинитель…
Он обнимает тебя, целует в висок, задумчиво-кротко, как много лет назад, искренне, по-другому и без вранья.
Вздоха – ни одного.
«Девочка моя,
Главное, - говорит он. – Всегда оставайся собой.
(И ты понимаешь, что он прав, по-сути, твой ангел-хранитель).
Ты действительно совсем ещё девочка…
И абсолютно точно – ЕГО.