Наша Красотка
Накрапывал мелкий, холодный дождь. Разбитая тракторами дорога представляла собой сплошное месиво. Ноги не слушались, то и дело соскальзывали в колею, где жидкой грязи было по колено. Мама тянула на верёвке за собой тёлочку, а я подталкивала сзади, когда тёлочка попадала ногами в глубокую колею.
Мы торопились, потому что уже темнело. Одежда на нас промокла и сделалась тяжёлой. Но это было мелочью в сравнении с переполнявшей нас радостью. Теперь у нас будет своя корова! Неважно, что ждать молока придётся ещё больше года…
Тёлочку нам дали родственники из соседнего села. Точнее, продали в рассрочку. Мама отдала за неё все деньги, какие у нас были, и ещё какие-то вещи…
Пришли домой уже ночью. Завели тёлочку в сарай, мама принесла ей сена. А утром мы с младшим братом любовались нашей красавицей. Она была светло-каштанового цвета с белой звёздочкой на лбу. Мы так её и назвали – Красотка. Ухаживать стало за ней нашей с братом обязанностью.
Время было очень трудное. Семья наша жила впроголодь. Только те, у кого была корова, питались более-менее сносно. Иногда, жалея нас, они и нам давали немного молока, которое было уже пропущено через сепаратор. Мы называли его «перегонным», то есть обезжиренным. И были благодарны людям – как-никак они ведь отрывали его от своих детей.
Весной тёлочку отправили в стадо на выпас. По утрам ещё только-только светало, мама поднимала меня, и я вела Красотку вниз, к речке, где мы ждали пастуха, гнавшего стадо по другой улице. Пастуху помогал мальчишка-подпасок и две большие собаки, которые казались мне очень злыми. У пастуха был длинный кнут, и он им очень ловко щёлкал, но больше для острастки. Коровы его слушались, и он гнал стадо в плавни на весь день. Возвращалось стадо поздним вечером и я ходила встречать Красотку. Она была очень смышленой и сама выходила из стада и сворачивала к дому.
За лето Красотка выросла, стала упитанной. Шерсть на ней блестела. А осенью, когда зачастили дожди, и коров перестали выгонять на пастбище, мама сказала, что скоро у Красотки появится маленький телёночек, и тогда у нас будет молоко.
Наступила зима, выпал снег. Мама по несколько раз за ночь вставала и ходила проведать Красотку. Боялась прозевать телёночка. И всё таки прозевала. На рассвете она вышла и увидела на снегу что-то тёмное, подумала, что это собака. А это был телёночек. Он сам вышел из сарая, ножки у него были слабые, и он то и дело падал. Мама занесла его в дом, чтобы он обсох и отогрелся. Как мы с братом обрадовались, когда проснувшись, увидели его! Он был такой хорошенький! Мама настелила ему соломы и напоила молоком.
Появилось молоко и сразу стало жить веселее. Весной Красотка опять пошла в стадо, а телёночек оставался дома. Он играл с нами, смешно бодался и взбрыкивал ножками. Мама начала учить меня доить Красотку. Пальчики мои ныли, я подолгу мучила Красотку, но она терпела и стояла, не шевелясь. Лишь иногда взмахивала хвостом, когда ей досаждали мухи или комары.
Потом мы купили сепаратор и уже люди стали приносить к нам молоко на «перегонку». По неписаному, но строго соблюдаемому правилу, раз в неделю сливки оставались нам. Появились у нас и творог и масло. А сметана была: суточная, трёхдневная и недельная. Но больше всего мне нравилось молоко охлаждённое.
Мама вечером, процедив молоко, обвязывала ведро марлей и подвешивала на дереве. А утром мы пили холодное молоко из кружек, заедая большими кусками хлеба, который мама пекла сама.
Так прошло года два или три. И вдруг разнёсся слух, что вышло постановление: всем кто держит коров, сдать их в совхоз. А уже совхоз будет выдавать молоко бесплатно. Кое-кто тут же повёл свою кормилицу на совхозную ферму. Но многие, в том числе и наша мама отказались. Тогда сельсовет запретил упрямцам выгонять коров на пастбище. Было лето, Красотка стояла в сарае и не понимала, почему её не выгоняют на выпас.
Мы с братом рвали траву, где только могли, но для Красотки этого было мало. Мама с утра до вечера была на работе, а ведь надо было ещё где-то раздобыть сена на зиму. Самим косить траву сельсовет не разрешал … И мама отвела Красотку на ферму.
Потом она рассказывала соседке, что Красотка плакала, когда мама оставила её на ферме. А мама убежала с фермы, чтобы не видеть, как плачет Красотка.
Несколько дней нам действительно выдавали по три литра молока, но за ним нужно было ходить на ферму, а это было неблизко. Да и очередь там была такая, что не все её выстаивали и уходили без молока. Скотины на ферме собралось столько, что её негде было держать, и коров начали отправлять в район, на забой. А потом забивать стали и у нас на ферме.
Во всех ларьках продавали мясо, оно лежало горой на прилавках. Но денег у людей не было, да и холодильников тогда не было, мясо быстро портилось, по нему ползали большие, зелёные мухи. Кончилось это «мясное кладбище» тем, что всё его свезли на скотомогильник и закопали.
А для многих семей наступили чёрные дни. Мы так привыкли к молоку, что без него чувствовали себя голодными. Сарай стоял пустой, но в нём ещё долго витал запах Красотки. А мы с братом уныло заглядывали в кувшин и ведёрко, в которое мама на ночь подвешивала молоко. Нам всё казалось, что произойдёт чудо и там опять появится молоко.