* * *
Город затих до утра,
тихо спустилась ночь,
улицы тьмой обняв.
Ты спишь, устав от забот,
радостных и не очень, -
спокоен бывает сон
у честного человека.
А я не могу заснуть.
Всё думаю о тебе,
в сердце мое пустившей
отравленную стрелу,
в сердце, просившее яда.
И вот я заснуть не могу,
пожалей же меня чуть-чуть,
много ли мне надо.
Хоть раз замедли шаги,
мимо меня пробегая,
и слово одно скажи,
не значащее ничего,
ласковое слово -
много ли мне надо.
Но нет, не слушай меня,
не так человек устроен:
чем больше имеет он,
тем больше хочет иметь.
И слово твое услышав,
стану просить всё больше,
надоедая тебе
беспросветным занудством.
Нет, не слушай меня,
да будет твой сон спокоен,
а утром проснись веселой,
излучающей свет,
как только ты умеешь,
и только меня не слушай,
не замечай меня.
А может, всё-таки заметишь?
1986
* * *
Будто потайную дверцу рая
я почтовый ящик открываю,
и меня туда, туда, туда
мчит неизлечимая мечта:
вдруг прямая превратится в круг,
вдруг ответит мой далекий друг.
Жду письма я, выходить боясь
на телепатическую связь,
потому что знаю наперед,
что мне биополе принесет.
Жду письма - и в кассу не бегу,
словно бы проснуться не могу.
Не лечу к тебе скорей-скорей,
не ищу тебя среди степей.
Только иногда, в глубоком сне
сквозь туман являешься ты мне,
говоришь: "Ведь я уже сказала,
разве непонятно, разве мало?"-
и опять уходишь навсегда,
как в туман далекая звезда,
до которой сотни тысяч лет
добирается от Солнца свет,
а Земля и вовсе не видна
с той звезды - и чья уж тут вина.
1989
* * *
В степи разбушевалась вьюга,
играет телевизор дома.
И, может быть, ты скажешь внуку,
что ты была со мной знакома.
И больше ничего не скажешь.
Пойдет другая передача,
вдруг нападет несносный кашель,
ты отвернешься, чуть не плача.
Вот так, оставив крематорий,
моя душа с твоей душою
на миг соединится вскоре,
придет к тебе из телешоу.
1989