When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty’s field,
Thy youth’s proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty’s use,
If thou couldst answer, `This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse’,
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it cold.
Когда лета возьмут в осаду тело,
И красоту затмит морщинок сеть,
Исчезнет гордость с юностию вместе,
Лохмотьями слетят высокомерие и спесь...
Доказывать, что ты красив, как прежде,
Не стоит, похвальбой запавших глаз,
Румянец на щеках, не вызовешь надеждой,
Что старость ты сумеешь обыграть...
Достойнее ты не найдёшь замены,
Ушедшим дням и прошлой красоте,
Чем продолжение своё в любимых детях,
Пустив их в жизнь по собственной тропе...
Их красота и ум- твоё наследие,
Жар в их крови- согреет твою кровь,
И глядя на детей, как на своё творение,
Приходит в сердце молодость порой...