Две поездки на море

Ольга Шевченко 4
Две поездки на море

Мы ждали машину, которая должна была приехать в семь утра и забрать всех нас на море в Анапу. Искупаться желающих оказалось, хоть отбавляй, и мы боялись, что не сможем уместиться, так как сначала машина  забирала всех желающих в соседнем селе. В ожидании машины мы с подружками расспрашивали друг друга – кто, в чём будет купаться.
Дело в том, что купальников у нас не было ни у кого. Девчонки постарше стояли в стороне, возле них крутились парни, и мы решили, что будем купаться отдельно от них. Мама сшила мне трусики и лифчик из чёрного сатина и пришила на трусики красный карманчик, чтобы было «красиво». А я всё время сомневалась, нужен этот карманчик или нет? Почему-то мне казалось, что все будут смотреть именно на этот карманчик. Я даже забыла из-за этого взять еду, которую мама мне оставила на столе.
Машина пришла вовремя, как и было обещано. Залезть в кузов оказалось непросто. Сначала нужно было стать на колесо, а потом цепляться руками за борт, а ребята подавали нам руки.
Я тоже уцепилась за борт и, запрокинув голову, увидела над собой парня с сине-голубыми глазами. Он наклонился, подхватил меня на руки, легко перенёс через борт и усадил на скамью. При этом он пристально смотрел на меня. Мне показалось, что я уже где-то видела эти глаза.
Скамеек всего было три, всем девчонкам места не хватало, и они стояли, держась за борт, или их поддерживали парни. Дорога была грунтовая, вся изрыта тракторами. От нашего села до Анапы двадцать восемь километров. Машину трясло, а нас швыряло из стороны в сторону. Пыль от колёс поднялась такая, что мы вскоре стали хохотать, глядя друг на друга.
Парень, который меня усадил, всю дорогу стоял рядом. Он придерживал мои волосы, которые ветер нещадно трепал, затем снял свою кепку и надел мне на голову. Я незаметно его разглядывала. Он сказал, что его зовут Андрей. Спросил моё имя, от него я узнала, что он из соседнего села, приехал в отпуск, и что служить ему осталось ещё полгода. Я чувствовала, что очень ему понравилась, и боялась, что он узнает, сколько мне лет. Потому, что мне только ещё должно  было исполнится четырнадцать лет, хотя я выглядела старше.
И опять мне показалось, что я видела Андрея раньше, или он мне очень кого-то напоминает. Потом мысли мои переключились опять на красный карманчик, он мне никак не давал покоя.
Нас трясло не меньше часа и когда, наконец, мы приехали, все дружно бросились в воду. А я и две мои подружки отошли подальше от всех – у нас на это были свои причины. У подружки Любы были мальчишечьи трусики, а у Вали вместо лифчика была майка. Ей вообще-то и прикрывать было нечего, такая она была худенькая. В воде я попыталась оторвать карманчик, но он был пришит наглухо. Потом мы начали барахтаться, и я забыла про него.
Люда немножко умела плавать, а я и Валя совсем не умели. К нам подошли ребята, и Андрей стал учить меня держаться на воде. Но я была, как топор, и если не чувствовала дна цеплялась за Андрея мёртвой хваткой. Тогда Андрей принёс чёрную резиновую камеру от машины, он попросил её у водителя. Дело пошло веселей, я её уже не отпускала. Андрей несколько раз напоминал мне, что нельзя так долго купаться, но мне было так хорошо, я не чувствовала жары и на берег вышла, когда начали стучать зубы.
Сели обедать, каждый развернул то, что взял из дому. А мне есть было нечего, свой обед я забыла дома. Андрей принёс бутерброды. Но я сказала ему, что мне есть не хочется, хотя после моря есть очень хотелось, но я стеснялась Андрея. А он не отходил от меня ни на шаг.
Водитель наш куда-то уехал, пообещав нам, что приедет за нами в пять часов вечера. После обеда все опять полезли в воду, но мне купаться уже расхотелось. Я сидела на берегу, голова разболелась, и меня стало знобить, даже немного подташнивать. Плечи мои горели, как в огне. Я посмотрела на себя в зеркальце, лицо было малинового цвета,  Андрей мочил в воде свой носовой платок и прикладывал к моей спине. Я вздрагивала от его прикосновений, но мне на время становилось легче.
Наконец машина вернулась, и мы отправились домой. Андрей всё время был возле меня. Подружки переглядывались и хихикали. По дороге Андрей сказал, что приедет к нам на танцы во вторник. А я не могла ему сказать, что меня на танцы ещё родные не отпускают, иногда разрешают сходить в кино, но только чтобы не было провожатых. Правда несколько раз из кино меня провожали мальчики, но возле дома я сразу прощалась. Боялась, что родные увидят и мне попадёт. Я пообещала Андрею в среду прийти в кино, и мы попрощались.
Дома меня поругали за то, что перегрелась на солнце. Мама намазала мне спину сметаной и боль немного утихла. А на другой день мне стало почти совсем хорошо. Но всё равно в кино меня не пустили. Разрешили пойти в клуб только в субботу. И даже дали деньги на кино, что случалось очень редко, потому что денег в доме почти никогда не было.
Сеанс обычно начинался в шесть часов вечера, но график этот часто не выдерживался. Киномеханик Лёха был чаще пьяный, чем трезвый. Он привозил на мотоцикле круглые диски, мальчишки помогали ему заносить  их в будку, а мы считали: сколько дисков, столько частей будет у фильма.
Клуб считался летним, а раньше он был складом. Когда от ветхости крыша у него провалилась, помещение отдали молодёжи под клуб. А уж парни и девчата привели его в божеский вид: выгребли весь мусор, сколотили несколько лавочек. Правда доски были колючие и очень «кусались». Был у нас и зимний клуб, но очень маленький, летом в нём было так душно, что можно было задохнуться. А открывать дверь Лёха не разрешал, чтобы никто не зашёл без билета.
Иногда во время сеанса одна из лент оказывалась неперемотанной  и на экране кадры бежали вверх ногами. В клубе поднимался страшный крик. Зрители обзывали Лёху сапожником, а если на экране появлялись целующиеся, то мальчишки устраивали  оглушительный свист.
Так вот когда я в субботу пришла в клуб, Андрей был уже там. Он сразу мне сказал, что приезжал во вторник, и в среду, но меня почему-то не увидел. Весь сеанс мы простояли рядом, прислонившись к стене. После кино он проводил меня домой. По дороге сообщил, что завтра опять дадут машину для поездки на море, и пригласил меня поехать. Я ответила: если меня отпустят, то поеду.
Я сразу стала прощаться, как только мы подошли к дому, но Андрею не хотелось уходить. Он взял мою руку и никак не хотел отпускать. Начал говорить, что у него заканчивается отпуск, и что ему кажется, будто он меня давно знает, что видел меня раньше, может во сне. А я опять подумала, что я уже видела где-то, эти сине-голубые глаза, но не решилась сказать об этом Андрею. На этом мы и расстались.
Лёжа в постели, я ещё долго пыталась вспомнить, кого мне напоминают глаза Андрея. Утром я уговорила маму отпустить меня на море, пообещав, что не буду больше так долго загорать на солнце. Мама завернула мне несколько горячих пирожков в обложку от моей школьной тетрадки. Никакой другой бумаги в доме не было. Я сразу положила их в сумку, чтобы не забыть и не остаться опять голодной.
Машина уже стояла возле клуба. Андрей ещё издали увидел меня. И опять мы целый час глотали пыль счастливые и весёлые.
Вдоволь накупавшись в теплом, ласковом море, в меру позагорав и, разумеется, проголодавшись, мы сели обедать. Андрей не отходил от меня, и я слышала, как девчонки, повзрослее меня, посмеивались над ним, но он не обращал на них никакого внимания. Я всё время боялась, что Андрей узнает сколько мне лет. Как я завидовала тем девчонкам, которые были старше меня!
Ещё Андрей сказал, что у него кончается отпуск на следующей неделе, и что он будет писать мне письма каждый день. И пригласил меня и моих подружек приехать к нему домой на проводы, понимая, что меня одну родители не отпустят.
Мы сели в кружок и разложили свою скромную еду. Я развернула свои пирожки, и тут взгляд Андрея упал на обложку тетради, в которую мама завернула пирожки. Моей рукой на обложке было написано: «Ученица седьмого класса…», а дальше моя фамилия и имя. Андрей перевёл взгляд на меня. Спросил, чья тетрадь. Деваться было некуда, и я тихо ответила: «Моя».
Его лицо сразу переменилось, чётко отразив замешательство. Несколько мгновений он, молча, смотрел на меня. Затем отодвинулся и больше не сказал ни слова. Я решила, что это оттого, что он узнал, сколько мне лет. Было так стыдно! Я сидела, опустив голову.
После обеда девчонки опять пошли купаться, Андрей сидел в стороне и часто курил. Ко мне он больше не подходил.
Когда пришла машина, и все начали собираться, Андрей отвёл меня в сторону и, опустив глаза, сухо сказал, чтобы я не приезжала на его проводы.
«Почему?» - спросила я.
«Это ты спроси у своих родителей, назови им моё имя».
«А фамилию?».
«Фамилию можешь не называть. Скажи им только откуда я, и они, если захотят, всё тебе объяснят».
Мне хотелось заплакать. Я ничего не понимала. Домой пришла как пришибленная. И всё же я надеялась, что Андрей передумает и пригласит меня на свои проводы. Но прошла неделя, потом другая…Я понимала, что он уже уехал. И ни одного письма, а мне так хотелось, чтобы он написал, хотя бы строчку…
Как-то раз к нам пришла моя старшая сестра. Она была уже замужем и жила отдельно. О чём-то они с мамой разговаривали, и я вдруг спросила: «Кто такой Андрей?» - и назвала село, в котором он живёт.
Лицо мамы покрылось пятнами, и она быстро вышла из комнаты. «Это кто тебя надоумил такой вопрос задать?» - спросила изменившимся голосом сестра. И я ей всё рассказала. Почти всё – что Андрей приезжал к нам и провожал меня домой…
«Он – твой брат» - выслушав меня, сказала сестра. «Больше ни о чём не спрашивай. Когда-нибудь всё узнаешь».
Я поняла, что это какая-то семейная тайна и больше ни о чём не расспрашивала. Открылась она мне, когда я была уже совсем взрослая.
И если я когда-нибудь захочу о ней рассказать – это будет совсем другая история и действующие лица в ней будут совсем другие.