Автор этих фронтовых записей - мой отец - Брюшинин Владимир Николаевич, участник ВОВ. (на снимке).Воевал на 1 Украинском фронте, в батальоне связи.Бережно храним его фронтовой дневник и фронтовые письма, которые сохранила мама.
4 сентября 1942 г. г. Дубовка на Волге Сталинградская обл.
Никогда-никогда не забуду я тех дней, которые прошли с тех пор, как наш батальон связи двинулся из Докторовки на Сталинградский фронт… Разве можно забыть эти дни чудовищного напряжения всех сил. Пройдут годы, многое будет забыто, но только не это.. Вот только сейчас начал собираться с мыслями. Сижу в окопе. На окраине г. Дубовка, рядом – моя телефонная станция, контролирующая подходы к узлу связи в городе. Немцы прорвались к Сталинграду. 23 августа пал Калач на Дону и через 2 дня враг вышел к Волге севернее Сталинграда, разрезав слабый наш фронт своими танками как ножом. Идёт страшная битва.8-я резервная армия срочно была брошена для закрытия этого прорыва. Вот почему и наш батальон так спешно пошёл на фронт. И всё пешком… Под Саратовом приняли 2-ю тср. которая здесь работала, вздремнули пару часов в кустах, наскоро подкрепились и ночью вышли на большую дорогу. Куда ? Смотрю на перекрёстке на дорожный указатель – «Камышин». Ну, сразу стало всё ясно. И пошли мы, горемычные по этой дороге. Идём больше обочинами, чтобы не задавило. Дорога бурлит как река. В густых облаках пыли, с рёвом, лязгом и грохотом несутся на фронт орудия, танки, броневики, кухни, грузовики бесконечным потоком. 8-я армия двинулась. Всё вокруг дороги покрыто толстым слоем тяжёлой, жирной пыли – кусты, трава, бурьян. Идёт грустная пехота, как и мы, неся всё на себе. Тихо позванивают котелки, лопатки, почти не слышно смеха, разговоров. Серые лица от пыли, серые шинели, блестят только белки глаз да зубы. Днём идти нельзя, так как немцы безжалостно бомбят реку и это единственное шоссе Саратов - Камышин - Сталинград – важную коммуникацию Сталинградского фронта. Она, видимо, имеет очень важное значение, хотя не мне об этом рассуждать – маленькой песчинке страшного урагана войны, ещё небывалого в истории человечества. Вдоль шоссе, особенно у мостов на дороге – всё чаще и чаще встречаются глубокие воронки от бомб, лежат в беспорядке разбросанные взрывом обломки машин, подвод, какие-то ящики, трупы лошадей. Идём всю ночь, украдкой перекуривая в рукав, чтобы не «демаскировать» себя, на каждом привале с наслаждением вытягиваешься в пыльной канаве, стараясь пристроить ноги повыше. Устали смертельно. Ноги болят невыносимо, их все почти растёрли, под утро, после привалов не оторваться от земли и первые десятки шагов подошвы горят от уколов. Но, показывается солнце, вперёд выдвигаются кухни, мы выбираем какой-нибудь чахлый лесок у воды и становимся отдыхать, чтобы с заходом солнца идти скорее дальше…Командир батальона – капитан Кувакинский, принявший батальон ещё в Чкалове показывает прекрасный пример стойкости и заботы. Он всё время идёт впереди людей с картой – пешком, всю дорогу подбадривая и воодушевляя солдат. Лошадь его идёт сзади в обозе, но он на неё почти не садится, разве только в короткие часы перед выездом на рекогносцировку. Об остальных командирах этого сказать нельзя- Мешок на спине давит непосильным грузом, растирает до крови ногу подвернувшаяся портянка, режет поясницу сапёрная лопатка, ноют ключицы, голова тяжела как свинцовый чурбан. На одном перевале отдал Мыцкину (ездовой) подвести свой вещмешок, но подводу потребовали вперёд. Подвода ездила где-то три дня, и когда я его снова взял, то все мои сухари бесследно исчезли вместе с полотенцем…Нет уж, лучше буду носить всё на себе!
28 августа вступили в Республику немцев Поволжья. Колонии пусты, немцев выдворили отсюда, и в пустых хатах свободно гуляет волжский ветер. Волги, правда, ещё не было видно, но она текла здесь, рядом, скрытая в глубокой пойме. Прекрасны эти раздольные степи, просторные и безлюдные, как в Казахстане. Нет, правда, тут ярких красок, солнце печёт неумолимо, но хороши они своей свободой и ширью. Вон, высоко в синем небе поёт свою вечную песню жаворонок, дрожа и трепеща на одном месте. А вот и седой ковыль качает свои седые волосы на ветру. Степь, как всякая степь – бескрайняя и просторная. Сёла редки, да мы и не останавливаемся в них, боясь бомбёжки.
Проходили через городок Бальцер и другие селения. Запомнился величественный костёл у дороги справа, в чудесном декоративном парке по немецки расчищенном и подстриженном. Какое неизгладимое впечатление он оставил у меня, когда я лишь мельком, в свете луны, несколько раз взглянул на его готику, шагая торопливо в затылок… Проходили первые полосы дальних оборонительных укреплений. Копошатся люди в земле, месят цемент, строят какие-то рвы, землянки… Однажды нас немец бомбил у дороги, но ничего не сделал, только разогнал нас по степи. Позже это чаще случалось и заканчивалось гораздо печальнее, чем этот первый случай бомбёжки, который я пережил. Как противно – до смерти буду помнить, лежать на спине, пряча белый мешок, и смотреть, как пират, кружится над тобой, выбирая цель. А ты лежишь под ним, видимый отовсюду, и беспомощный, словно кролик, который сейчас умрёт под ножом. До того противно это бессилие, что я чудом удерживаю себя, чтобы не вскочить на ноги, бросить ему самые гневные слова, какие только способен произнести, и начать бессмысленную стрельбу по самолёту, так надменно издевающемуся над нами…
Перед Камышиным нас догнала авторота армии(она теперь действующая и называется 66) и подвезла нас до с. Караванька, что против Быкова на Волге. Осталась в памяти бурная радость отдыха, пронизывающий ветер во время стремительного бега машин, когда мы – кузов битком- пробовали уснуть, укрывшись с головой шинелью от ветра. Камышин промелькнул в сонной памяти редкими огнями электрических фонарей, которые почему-то горели, хотя уже был рассвет, какими-то пузатыми складами, кривыми узкими улицами и беспорядочной россыпью деревянных домиков по высокому берегу Волги, чуть блеснувшей в зыбком утреннем тумане.
А потом нас выгрузили и погнали на работу по этой же шоссейной дороге. Идём, всё на себе и одновременно строим. Кормят плохо, сил нет, а спешка лихорадочная. Ни с чем нельзя сравнить той бестолковщины в работе, от которой мы так жестоко страдали. Работаем и идём, работаем даже ночью, поспав пару часов, потому. что днём уже, говорят, нельзя работать – фронт близко.
Запомнилась также одна ночь, когда мы забрались на бахчу и столько съели арбузов, что мне и сейчас это кажется невероятным. В селе Караванька мы вырыли хозяйке погреб, за что были накормлены вкусным борщом. Сейчас этот этап уже позади. Сколько было горьких обидных минут, сколько пришлось пережить за своё человеческое достоинство, сколько было вынесено физического труда и болей – никто об этом не узнает никогда. Да и не на кого обижаться. Одно дело война – такое всё извиняющее и покрывающее понятие, а другое, что ведь это же только начало. Что будет впереди? Писем не получаю из дома. Одичал, завёл вшей и некогда привести себя в порядок. О доме даже не помню, когда это было и где ? Физические и моральные лишения, кажется, совсем выбивают из меня человека. Круг интересов по воле, должно быть, инстинкта самосохранения – звериное чувство- ещё больше и больше сужается. Поспать, поесть, скорее сделать так, чтобы хоть часик, хотя бы одну минуту отдохнуть…
6 октября 1942 г. Балка у Челюскино
Ужасно тяжкое строительство завершено в срок. Это было задание штаба фронта – видимо готовится отпор немцу на новом направлении, от Дона. Как тяжело было долбить недра приволжских высот и устанавливать в них тяжёлые столбы из сосен, вылавливаемых из Волги. Вот где египетский труд! Даже с ломом и киркой в ночь не управлялись самые сильные вырыть шесть ям… Руки у всех в крови. Работали буквально без всякого отдыха… Смерть, кажется, была бы наградой каждому из нас, но мы не могли срывать военных планов, задерживая линию связи. Работали допоздна, питание плохое и совсем не восстанавливаются расходуемые силы. Ночь, вернее её остаток, спасаясь от холода, проводим в стогах соломы, зарываясь в неё как звери. Рано утром, продрогшие за ночь, отогреваемся у костров, пока дадут поесть перед работой. И снова долбим, долбим и долбим… Сейчас вернулись к себе, снова пешком – около 60 – 65 км. И уже втянулись, ведь марш по 50 –65 км в день – частое явление в моей жизни… Зарываемся в землю. Соорудили себе баню и помылись кое-как. Боже, сколько у всех было вшей !..
Получил от Лизы письмо. Дома всё благополучно. Господи, неужели я когда-то , принадлежал к другому, совершенно к другому миру!… Когда и где это было – уже и не помню, но было давно. Разрушенные сёла, поля с неубранным хлебом, осыпающаяся пшеница, брошенные машины – прифронтовой пейзаж.
26 января 1943 г. Дикова Балка.
Сталинградские битвы приближаются к концу. Сегодня пала наконец Орловка, та самая Орловка, перед которой столько полегло нашего брата. Когда-то в доброе, мирное время, орловские колхозницы привозили на рынки Сталинграда молоко, свежие помидоры и прочую снедь. Тихое русское село, разбросавшееся на высотах ввиду города. Сейчас оно полно солдат и детишки убирают трупы с детским озорством, заарканивая за ноги, за шею иноземцев в зелёных, лягушачьих мундирах. Их целые штабеля, этих пришельцев с Эльбы и Рейна, захотевших попробовать волжской воды. А сколько их идёт пешком, охотно заявивших «гитлер капут», по тракту на Дубовку. Весь этот тракт усеян трупами. Морозы и истощение делают в рядах врага своё дело…
Южная группировка уже капитулировала, но и северной долго не продержаться. Вся наша ярость и мощь – брошена туда. Скорей кончать! Немецкие трансгоуты по ночам летают над балкой, пробиваясь к окружённым с запоздалой помощью… А кольцо всё меньше и меньше и его всё труднее найти. Сколько их гибнет в этих пятачках!
Блиндажи замело прошедшими метелями «до крыши» и сегодня утром нас отрывали солдаты. Дрова доставать всё труднее – всё вокруг уже сожжено и мы ходим за несколько километров на старые позиции, чтобы принести топки. Писем от Лизы нет. Сегодня я послал её 400 рублей – всё что смог сберечь. Морозы лютые. Дикая, пещерная жизнь! Да и мы стали похожи на зверей. Всё огрубело, культурные эмоции всё слабее и слабее.. Так можно одичать совсем.
2 февраля 1943 г. Дикова Балка
Позавчера сдалась группа Паулюса, а сегодня уже всё окончено. Сталинградское сражение, его героическая оборона и удивительное спасение подошло к концу и мы сразу очутились в 350-400 км от фронта. Огромная масса людей и техники освобождается и будет брошена на другие участки битвы. Какая странная, удивительная тишина! Как всё это непривычно. Город совсем разрушен. Я только что оттуда. Страшное, незабываемое зрелище ! Невозможно описать, нельзя даже осмыслить всё виденное. Я сразу вспомнил всё: и эти балки, ставшие известными на весь мир, и Ерзовку, где мы добывали столбы для линий и всё-всё…При выезде из Диковой Балки сапёры ставят «арку Победы», убирая её лозунгами, хвоёй. Расчищаются дороги, идёт учёт трофеев и пленных.
Вчера я получил сразу две посылки – от Лизы и от Шуры. Я сразу стал богат как Крёз. О, боги, сумею ли я когда-нибудь отблагодарить за всё это!..