Галина Храбрая
«КАК МИХАЛЫЧ СТАЛ МАХАЛЫЧЕМ!»
Каким он был, наш дорогой Михалыч?
Да, чего там греха таить – обалденным!
…а начну я с того, как мы прозвали его «Махалычем»,
дело было так:
Приехали мы на дачу! Слава Тебе Господи – нарисовались!
Собирались-собирались весь апрель и прибыли, как сейчас помню – 13 мая!
Сразу стали осваивать участок и смотреть, с чего лучше начать?
Ага! Смотрим, лес к забору подпирает! Не порядок! Надо расчищать!
И пошёл Михалыч на вырубку молодняка, и так увлёкся,
что все соседки по дачам стали к нему в лес заходить,
«нанимать» его к себе на «расчистку леса»!
Он, бывало, стоит и подолгу их выслушивает, а потом вдруг скажет,
как отрежет:
— Не… я только своей Галине Николаевне служу и Родине!
Так, они не унимались, и давай нас вместе приглашать,
но, я - разумная женщина, пресекла это всё на корню.
Потом в середине лета попёрла трава, и стало всё зарастать прямо на глазах,
а Михалыч мой рад, как ребёнок, оказывается, он любил ещё и косить!
И вот, рано-рано поутру, с первым туманом он начинал свою не то - косьбу,
не то - представление, иначе не назовёшь:
руки длинные, как махнёт – прямо «балет на льду», грация и пластика!
Выкосил он всю траву и у нас, и у соседей,
причём, не разбираясь, всё подряд! И канавы обкосил!
Уставал сильно! Зато, порядок! Любо-дорого поглядеть!
Вскоре приехали мама с Ксюней – племянницей моей,
а той четыре годика в апреле исполнилось, но «глазами ребёнка глаголет истина»,
стала она наблюдать за ним: «заинтересовал» он её – мужик-то красивый,
чего греха таить! Мама моя это заметила, и говорит мне:
— Вот, Галка, с каким я тебя Князем Серебряным познакомила,
для себя берегла, но, так и быть – бери, пользуйся, пока я Ксюшку
на ноги поставлю. Сейчас мне некогда в «любовь-морковь» играть!
— Мам, да ты что, это правда, или шутишь?
— «Правда-кривда», разбирайся тут с вами! Зови его, давай,
а то всё обкосит, обедать пора – борщ, вон, остывает!
…Ксюшка тут же подхватилась сразу и говорит:
— А можно, я его позову! Как его имя, тёть?
— Александр Михайлович! — ответила я с важностью.
— Ой, что ты, тёть, я этого выговорить не смогу!
— Тогда зови, просто Михалыч и всё! — сказала мама.
Девочка вышла на крылечко и закричала во всё горло:
— Махалыч, давай, иди обедать, хватит тебе косой-то всё махать!
— Как-как, ты меня назвала? — засмеялся наш косарь.
— Махалыч! — повторила Ксюшка.
— А что? И прямь, ничего звучит! Мне нравится – «Махалыч», так «Махалыч»:
по мне, лишь бы борщ был горячий и хрен стоячий, ну, что, работничку-то
рюмашка полагается, или как?
— Само собой разумеется!
— Так наливайте, чего смотрите, давно не виделись, что ли?
— Да, кому ты нужен старпёр? Возомнил о себе! — съязвила мама.
— Мне нужен, — спокойно ответила я без апломба.
— Ну, будем, девочки, только не ссорьтесь! — произнёс Махалыч,
и опрокинул рюмашку, крякнув от удовольствия, — а-ах, хорошо пошла,
родимая! Так, теперь хлеба-хлеба мне побольше чёрненького и лучка зелёненького
с грядочки: ну, что застыли, вторую лейте: «всяк выпьет, но не всяк крякнет»!
В августе мама с Ксюшей съехали с дачи, им надо было посещать детсадик,
а мы с Махалычем остались до самого конца октября. У Махалыча вызрела
обалденная капуста позднего сорта «для засолки», и он ждал, первого морозца,
когда её можно будет убирать. Осень в тот год выпала прекрасная! С журавлями!
Сейчас, вспоминая, то дивное лето, я так счастлива тем, что мы с ним
взяли, и «забили» на работу, на все дела, просто побыли вместе совсем одни,
такой тишиной насладились, что слышали перестук своих сердец!
Кто бы мог предположить из нас, что мы «собирали» энергетику,
и что нам в следущее лето придётся ехать в Анапу творчески работать с детьми!
На дачу мой Махалыч больше так и не попал, потому что он умер в Анапе
от сердечной недостаточности, но, осталась вечная память — наш с ним спектакль
об Иисусе Христе и дети, тысячи детей, что тогда посмотрели его и даже смогли
в нём поучавствовать.
Вот, это, я понимаю, ВСТРЕТИЛИСЬ ДВОЕ ДЛЯ ПОДВИГА!
* Х *
http://www.stihi.ru/2012/05/10/6524
«Оды Милому»