ПОЭМА О ЧУДАКЕ
(в 2 равноценных частях с эпиграфом)
Там, за окном, закат разлит,
И день неторопливо вянет.
А я, как колокол, отлит,
Но за язык никто не тянет...
1.
Чудак бродил по этажу...
Дымили дамы на балконах.
Шатенки склонны к шантажу:
Они, в прозрачных балахонах,
Просили спичек, сея кашель,
И он дарил головку каждой.
Но эти женщины неловки,
И мало им одной головки!..
Чудак катался колобком,
Боясь расстаться с коробком.
О, дочери простых прорабов!
Рабыни негров и арабов!
Вам ложе заменил матрац...
Намазанные амазонки,
Мистерий уличных масонки,
Позорища народных масс!
Но иностранцам тел мосты
Заменят все телемосты,
А чудаку нужна шатенка
Восточно-русского оттенка.
Его шатания и шаткость
Отдельных жизненных позиций
В шатенках вызывали влажность
В районе области амбиций.
Они безоблачно дымили
И этим мальчика томили.
И принимали массу поз,
Дабы позлить его немного...
Как пёс, глодая взглядом ногу,
Чудак наш заступал на пост.
Так, если женская нога
Способна вызывать накал
Таких страстей, то как при этом
Должно сочувствовать поэтам!..
Ребёнок-стих встаёт на рифмы,
Как на носочки... Боже мой!
"Души прекрасные" нарывы
Посвящены тебе одной.
Любовь как злак взрастает сорный...
И стих как мальчик беспризорный.
Аллитерация - "А" литер.
Чудак смотрел на некий свитер:
Вся неподвластная векам,
Там грудь дымилась, как вулкан...
И перси, как персты пророка,
Торчали вверх, дразня жестоко!
Двумя прямыми Лобачевского
Сходились ноги в точке "икс".
И вид её - последний писк!
И вес - собрания Ключевского!
Шалея от такой шатенки,
Штандартом возомнив штаны,
Чудак стоял в её тени,
Как возле города Ташкента.
Ломило в области височной...
Шатенка жгла звездой восточной,
Свивая гнездышко уже
В его бесклассовой душе.
И день сворачивался в свиток,
И ветер забирался в свитер.
А Дева, помазком помады
Обмылив губки наугад,
Смотрелась в розовый закат
И губы жаждали прохлады...
Она, над бездною воздушной,
Вся замерла, как умерла.
И ночь бесстыдницей послушной
Над ней раздвинула крыла.
И токи сладкие земли
Её сквозь туфельки прожгли!..
Вот так они стояли рядом,
И струи воздуха лились.
Тела пропитывались ядом,
И ауры переплелись...
Глаза за горизонт глядели,
Рождались звёзды в небесах,
И руки их похолодели,
И стрелки замерли в часах.
И время становилось тайной...
И жизнь была дорогой дальней.
В пространство полное смотря,
Смотрела Дева за моря,
За горы и за край Вселенной.
Она была зверьком ночным,
Что ночью может стать ручным.
Для всех она звалась Еленой!
И он молился ей, как инок,
Иносказанно, как дано:
Как деревянный Буратино,
Как ратник под Бородино.
Он создавал себе кумира...
А Дева снова закурила,
Слизнув помаду языком,
Наедине со сквозняком.
Наедине - с душой и телом,
И в Деве пробуждался Демон...
Между духовным и телесным
Ещё ворочались лавины,
Но кто-то предложеньем лестным
Соединил две половины.
2.
Когда весна приходит в город,
С грехом и смехом пополам,
Сто женщин открывают ворот
И юбки шьют - "колокола"...
К ним, с наступлением зари,
Придут мужчины-звонари!
И пусть доказывает спорщик,
Что он в судьбе её - один,
Но каждой женщине настройщик
Ее души необходим!..
Весна дана для исцеленья.
И в шумном таянье снегов
Уже заложено леченье
Любых болезней и грехов.
И это юное созданье
Глядит на мальчика, дивясь...
И между ними Мирозданья
Установившаяся связь.
И, говоря "высоким штилем",
Герой к ней повернулся шпилем.
И, поразив до тошноты,
Раба бедра - ресниц лучами,
Шатенка перешла "на ты"
И чудака поила чаем.
И в комнате её вечерней
Горела лампа в сто свечей...
И что она была "ничьей",
Чудак догадывался вчерне...
И, доверяя чудесам,
Провел рукой по волосам.
И пальцев кончики ожгло!
И искры, как роса, стекали...
И все прошло. И все прошло.
И только ветры не стихали.
Но было сумрачно вокруг,
И сердце биться уставало.
Работа органов испуг
У организма вызывала.
Пусть столь коварный каламбур
Простят Москва и Ленинбург!
Они сидели парой чинной...
И мальчик ножик перочинный
Открыл, как Берингов пролив,
Ни капли крови не пролив!
А радио играло танго...
И торт открыт, как сердце Данко!
И Дева, розой закусив,
Сидела, разом загрустив.
Она была сама в себе:
И жизнь её текла в борьбе.
Чудак молчал, как ополченец,
Ночной изведавший бросок...
Мыслитель часто многоженец
(Обоими кишит Восток...)
А в нашем Северном Палермо
Моя любовь - моя поэма!..
И стоит в образ раз войти,
Как мне с женой не по пути.
Гарем наш в книжке записной:
С неё сдуваем пыль весной.
Чудак любуется ногами,
И в горле пенится слюна...
Герои часто полигамны
(Им ставит памятник страна!)
Вот две звезды - как две любови
Висят на сердце у божка,
И на движение любое
Страна глядит исподтишка.
Чем отличается герой?.. -
Ему нужны штаны с дырой!
Чем выше грудь - тем чаще сердце!
И тем чувствительнее мы.
Ресницы хлопают, как дверцы
Для нас распахнутой тюрьмы.
И эта Ночь Открытых Окон
Ведёт победною тропой
Всех чудаков в семейный кокон
(За эротический разбой).
Им спать у стенки, убиенным,
С последней женщиной Вселенной...
Глаза - как гильзы - потускнели.
Луна скатилась за чердак...
Сидел, как рыцарь (на постели)
С колодой карточной - чудак.
Десятку побивая дамой:
Последний бой - он трудный самый!..
И уходили короли
В поход за краешек земли.
Курила девочка, банкуя,
И шла Игра - до поцелуя!
Так, перемалывая вздор,
Они готовились к Осанне...
И Поцелуй, как Командор,
Пришёл - и склеил их устами.
И ночь заплакала навзрыд,
И отступила за границу.
Был горизонт зарей изрыт,
Как черновик - во всю страницу.
Они ослепли на века,
Когда легли на облака!
1992 г.
Год Змеи
1989 г.
Год Змеи – это год Зимы.
Поживём на краю земли.
Поглядим на тайгу в упор,
Как глядит на неё топор.
Поглядим на иной уклад,
Почитаем земной доклад.
Проследим путь звезды к земле.
Отоспимся в чужой семье.
Сократим бесконечность лет.
Всё земное оставит след.
Всепланетное метро
1986 г.
У женщины ресницы загнуты,
Беретик – над пушистым локоном.
В метро мужчины дышат загнанно,
Когда её качает около.
Они хватаются за поручни,
Они теряют равновесие,
Они безлики и беспомощны,
Как похоронная процессия.
Их жёны – к ним – готовят санкции,
Чтоб не глядели так печально…
А диктор объявляет станции,
Проглатывая окончанья.