Уже не я, но кто-то из глубин
моих на берег мне выплёскивает слово.
И, как на сушу брошенный дельфин,
оно дрожит без имени и крова.
А океан студёной головы
молчит, как рыба, пойманная в сети,
и только крик испуганной совы
свидетель в том, что мы уже не дети.
Запомним всё, чем жизнь для нас была.
Мы унесём с собою расставанье
длинней всего, что выдумать смогла
она сама в своём воспоминанье.
О чём спросить её наедине,
что взять с неё? Едва ли угадаешь,
подружка светлая, как страшно было мне
и как легко одновременно. Знаешь,
я не клонил в раскаянье повинной,
не досаждал изысканностью слога,
а что дорога оказалась длинной—
на то она, наверно, и дорога.
Ни жизнь, ни Бога упрекнуть мне не в чем,
но и они пускай же не осудят.
Высоко я взлетал на зависть певчим
в бесплотных снах, но не молил о чуде
и никогда не верил обещаньям,
что всё пройдёт, что смерть сильнее страха
бессмертья, что последнее прощанье
не стоит горстки подлинного праха.
1991г.