Из сборника рассказов "ПРИВОРОТЫ ДАМЫ ТРЕФ"
***
У Одуванчика вдохновение. Он весь так и цветет. Едва взошло солнце, он уже на пленэре: зачем сидеть в душной, пропахшей скипидаром и лаками мастерской, когда зовет к работе сама Жизнь. Где-то рядом с нею и Туманная Истина. Ей нет конца. Она прекрасна. Она одна на всех. Без Лжи и Обмана. Только человеческая Ограниченность может принять Ложь за Истину. Слава богу, что художнику не нужны доказательства и слова! Отрицайте нас, отрицайте, пока не лопните, как Мыльные Пузыри, надутые и тупые. Эстеты, вы пытаетесь нас разгадать, применяя казуистские и бихевиористские методы исследования искусства, но они бессильны перед талантом и красотой. Внося плату за входные билеты на выставку, вы не получаете права на Бессмертие…
Одуванчик прервал внутренний монолог, отошел на пару шагов от незаконченного этюда, прислушался к пению птиц, и понял, что далек от Совершенства.
Как передать красками эту Музыку? Как перенести ее на Холст? Может быть, скрестить Дирижерскую Палочку с Кистью?.. а Флейту с Росою?..
И тут он услышал голос за спиною:
– А волка с овцою!..
– Что вы сказали?
– То, что думаю. Вы все зазнайки и хвастунишки. Вы сами ничего толком не смыслите в искусстве. Как вы отличите модерн от декаданса, если, предположим, сами родились при динозавресансе? Откуда вам, с вашей постретроградной амнезией, знать, что будет После… Сколько вас пробивается к Свету: один из тысячи?! Меньше? Поиск ничего не стоит. Важен результат. У вас его никогда не будет. У вас даже дырка в кармане – большое богатство!..
– Да! Это так, потому что и она не вечна… Важно то, что Поиск вечен. Вы сами себе противоречите. Если существовал, как вы говорите, «динозавресанс», значит, художники были Всегда! И – «До», и – «По-сле»!
– На вашем холсте – желтое небо, желтые цветы, желтые деревья… абсолютно все желтое. Это примитивная ложь… Убожество! Так не бывает! Может, вы стремитесь подняться над Миром? Но это уже было у экзистенциалистов. И все же собственная «недостаточность» возвращала их на грешную землю. Они так и оставались Сизифами… Бессмысленный иррациональный труд!
– Не сравнивайте меня с Камю. Я не Посторонний. Я не Мерсо. Я другой. И я, конечно, не остался бы равнодушным к похоронам матери, умершей в доме призрения, и я не стал бы безучастно ходить по квартире Саломано, и я не стал бы дружить с сутенером Раймоном… Но я, как и Мерсо, могу почувствовать себя затерянным среди Всеобщего Соболезнования… И поэтому мне близок Камю. Он художник. Он имеет право на безразличие ко всему. Его Безразличие – Путь к самому бескорыстному Участию и Искренности. Мне даже странно, что вы пытались читать Камю, не пытаясь сначала понять: что такое Обреченность… Я согласен с Мерло-Понти: истина только то, что дано в ощущении, в восприятии. Толкуя понятие «интенциональность», он пояснял: сознание выходит из своих пределов с намерением схватить вещи такими, какими они являются на самом деле, но это ему удается сделать только потому, что сами вещи существуют так, как они являются нам в потоке сознания. Вам бы еще следовало почитать Авенариуса, Джемса, Юнга и Бергсона… Бергсон рассматривал искусство как род интуитивного постижения реальности, происходящего вне логики мышления… Мы с вами никогда не поймем друг друга, потому что разделены «барьером личности». Я пишу для того, чтобы согреть хоть чью-нибудь душу…
– Оставим Бергсона и Фрейда. Я тоже изучал философию, и иногда, правда, не очень часто, соглашаюсь с тем, что интуиция выше интеллекта. Вы принимаете меня «в штыки», а я намеревался купить ваши картины. Ведь вы нуждаетесь в деньгах?
– Нуждаюсь, но с вами бессмысленно говорить о цене на то, что цены не имеет. Я в том смысле, что деньги абсурдны сами по себе, хотя помогают выжить. Но они аб-сурд-ны!..
– Как и все на этой земле. Неизвестно: что будет радовать сердца людей через миллионы лет, и будут ли это сердца, а не иные наполненные кровью или каким-то эрзацем сосуды… Почему – краски и музыка, а не звон топора или искра электричества?.. А, может, человек настолько эволюционирует, что ему не понадобится даже душа, чтобы чувствовать и сопереживать, и сердце, чтобы его щемила тоска… И, согласитесь, предпочтительней довериться интеллектуалу, чем идиоту.
– Не вижу разницы.
– Хоть в чем-то мы пришли к согласию.
– Но кто вы?
– Не знаю, как и представиться… Злой Дух, если хотите… Или нет: Посторонний Злой Дух, так точнее… В общем, я Доктор… И я хочу купить все ваши картины…
– Я не могу продать… Тем более все.
– У вас жена и дети. Вы же не собираетесь повторять судьбу Модильяне, а, значит, успеете написать еще… Не лгите себе. Вы – как персонаж Уайльда, который обращается к Дориану Грею, не хотите признаться, что «нашли того человека, которого наш век ищет… и боится, что нашел»…
– Не очень вы похожи на человека.
– Не в этом суть… Считайте, что получили заказ на написание реквиема… Надеюсь, вы не осуждаете Моцарта за то, что он работал на заказ?..
И наступила Желтая Ночь. И пошел Желтый Дождь. И Желтую Листву пригибал к пожелтевшей Земле порывистый Желтый Ветер. Было холодно и пустынно.
Одинокий путник грелся у костра, сложенного из полотен. Лицо его ничего не выражало в эти минуты. Растирая озябшие руки, он молчаливо смотрел на Желтое Пламя, и его фаустовская душа, согреваясь, летела в Бесконечность, и она знала: пройдет семь миллиардов лет, и Пепел от этих картин превратится в космический пепел… потому что земли не будет… Бессмертие это красивая Сказка о смерти…