никаких рассветов

     я думаю, это были показательные показания, в том смысле, что они отчетливо показывают, чего добивается или мог бы добиваться дознаватель от дознаваемого, конечно, он хочет лишь одного – привести дознаваемого к самому себе, это непросто, путь не близок, но если дознаватель проявит упорство, верность выбранной цели и не постесняется прибегать к грубым методам, грубым, но эффективным, если он выкажет твердость и настойчивость, затея может удаться, и дознаваемый будет приведен на рандеву с самим собой, от чего он, как видно по предыдущему протоколу, еще далек, никогда нельзя верить показаниям, которые даются охотно, опережая вопросы, ценность имеют только те свидетельства, которые выбиты, говоря фигурально, хотя, может, и нет, из дознаваемого, об этом должен свидетельствовать их тон, внимательное ухо сразу различит фальшь, детское ухо различит, различит и взрослое, если будет принадлежать человеку, сохранившему слух ребенка, дознаваемый пытается вернуться к прежнему, но его постигает неудача, это вечер, а по вечерам день умолкает, день не может говорить вечером так, как он говорит днем, происходит борьба между тем и этим, и вечер, а вместе с ним и дознаватель, победит, когда смерть родителей будет описана по-другому, оставаясь фактически той же самой, здесь следовало бы употребить множественное число, потому что они умерли в разное время и в разных местах, когда говорят «он тяжело переживал смерть родителей», что имеют в виду? почему множественное число кажется здесь неуместным? любовь и смерть сопротивляются грамматическому умножению – так же, как ненависть и, например, зависть, гнев, отец действительно погиб в автокатастрофе, все так и было: превышение скорости, столкновение, кома, смерть, и причина была именно той, о которой уже рассказано: он спешил к жене, у которой начались родовые схватки, и все остальное тоже произошло так, как описано, но описано было не так, как следовало бы, некоторые роженицы умирают от инфаркта вскоре после родов, такое случается, и такое случилось, потому что врачи проявили бездушие и халатность, такое тоже случается, не знаю, удовлетворят ли дознавателя эти исправления, но лучше я сказать не смогу, он может попробовать на мне какие-то новые способы дознания, я вижу: ему то и дело подкладывают новые инструменты, но ничего нового он этими способами от меня не добьется, и, кажется, он это понимает, понимаю и я: дознание должно проводиться вечером, даже если за окном день, никаких упоминаний о солнце, никаких полдней, при допущении, конечно, что я хочу сотрудничать, а я этого хочу, моя давняя мечта: изложить все так, как оно и было.