признание и согласие

Дюринг Евгений
     цель дознания состоит в том, чтобы, во-первых, показать мне, кто я есть на самом деле, и, во-вторых, заставить меня согласиться с этим, вынудить у меня согласие после того, как я дам признательные показания, цель показаний состоит в том, чтобы показать мне, кто я есть на самом деле, а цель согласия – в том, чтобы я отказался от мысли, будто я есть кто-то другой, бывает, что человек говорит: да, я такой и разэтакий, но при этом втайне думает, что он совсем другой, например, что он – сын арабского шейха, алжирского дея, или создатель новой космологии, или выдающийся игрок в покер, если этому человеку объяснить, что на самом деле он вот такой и разэтакий, он внешне согласится, но внутренне будет держаться ошибочного представления о самом себе, и даже если вынудить у него признательные показания, он может неким шизофреническим способом отделять себя от них, продолжая думать, что он – чей-то сын, или отец, или создатель новой теории о происхождении Вселенной, или выдающийся повар, выбив из него признание, необходимо еще и выбить из него согласие, или, наоборот, вбить, вколотить это согласие в него, все это очень сложно, и дознаватель никогда не пытался мне объяснить, в чем состоит конечная цель дознания, но за время, проведенное с ним, я приблизительно понял, в чем эта цель состоит, и как я могу содействовать дознавателю в достижении этой цели, первое – всегда представлять, что сейчас вечер, поздний вечер, второе – представлять, что сейчас зима, холодная, снежная, третье – по возможности самостоятельно устранять защиты, которые воздвигает мое «я», не желающее расставаться с нарциссическим образом, я сам должен вести подкопы, закладывать мины, с риском для жизни, конечно, я давно уже понял, что дознавание – дело рискованное, можешь поджечь шнур, а у тебя в это время откажут ноги, как у героя книги, сколько я их прочел, книг, на террасе нашего особняка, в тихом районе, терраса выходила на зеленую лужайку, обсаженную высокими деревьями, эти деревья росли здесь издавна, и когда строился особняк, их расположение было включено в общий план, как элемент естественного окружения, поэтому они с самого начала закрывали близлежащие дома, и не нужно было ждать десятилетия, пока они их закроют, сидя на террасе, в кресле-качалке, возле столика с напитками, вдыхая аромат черемухи и сирени, я читал книги, которые мне курьеры приносили на дом коробками, новинки из разных областях знания, сотни томов художественной литературы, не чуждался я и поэзии, иногда мне кажется, что именно тогда, раскачиваясь в кресле с книгой в руках, книгой, опущенной на колени, взгляд устремлен в небо, поверх верхушек кленов и лип, на облака, я был ближе всего к самому себе, но дознаватель, я знаю, с этим не согласится, а его несогласие – мое несогласие, его согласие – мое согласие, тут не должно быть никаких расхождений, и если он не согласен, значит, не согласен и я, если бы он сразу сказал мне, кто я есть на самом деле, я, вероятно, с радостью бы согласился, в противоречии со сказанным ранее, чтобы избавить его и себя от дальнейших собеседований, но он хочет, чтобы я сам рассказал ему о себе, что же фальшивого в этой картине – особняк, лужайка, терраса, кресло-качалка, книга, а там, за деревьями – горы, снежные вершины, ну да, горы – это вымысел, но остальное-то правда, почему же он качает головой, поджимает губы, как он решает, что правда, а что ложь, хотел бы я поменяться с ним местами, чтобы выбить, вытянуть из него признание, узнать, каков он на самом деле, но этого, самом собой, никогда не случится, и он никогда не позволит мне идентифицировать себя с книгочеем, мечтательно глядящим в небо из качалки на террасе собственного особняка, что ж, перечить ему невозможно, он сильнее меня, я и не пытаюсь, я стараюсь содействовать, все это происходит вечером, зимним вечером, и, конечно, он не позволяет мне затопить камин.