Кое-какие навыки в работах у меня до этого уже были… И сварка, и слесарил, и так, разное: кирпичи таскать, копать что-нибудь… Много чего. Грузить-разгружать – пожалуйста. Даже, молотом махать… Тоже, не просто.
В первые же дни моего… заточения? Нет, кто там меня заточал… Тоже мне, замок Ив. Просто, жил за колючей проволокой, продолжал службу, только в другой одежде. И кормили не хуже. И свободней даже. На объекте, на стройке – хоть, и охрана где-то за забором, а внутри работаем, смеёмся, девчонки откуда-то вольные тут же… Что-то не очень сурово. Вот, думаю, если бы всё время так, да, ещё потом
бы и домой, годика через полтора - по условному…
Но, лафа быстро кончилась, и нас опять, как пленных партизан в кино про войну, опять в вагоны с решетками… Почему партизан? Так, мы, ж, одеты все по разному… И, ты знаешь, неприятно вспоминать эти переезды. Сами выражения эти: «пошли по этапу»,
«привезли этап» - пахнет от них чем-то, безысходным что ли. И люди, которым поручено охранять, везти тебя, тоже выглядят странно. Почти и не смотрят на тебя. Сквозь тебя смотрят. Понятно. Ты им, как единица. Сколько взяли, расписались, столько и привезти надо. Ответственность. Кто их знает, зэков этих. Контакта человеческого не возникает. Вот, как пастух на хуторе: утром взял коров, посчитал. С выпаса гнать – опять проверил…
Если ждем на вокзале свою погрузку (не посадку!), то сидя. Но, не на скамейках, а на корточках. О переездах этих и говорить не хочется. Душно, гадко, обидно за человечество… Вот, если бы в Конституции записали: лишить свободы, чести, человеческого достоинства. элементарных удобств… А, то, ведь, там только про свободу
написано: лишить свободы. А про то, что тебя на корточки посадят перед вагоном? Или огромная бочка в углу… без крышки. В неё все, кто есть в камере – человек двадцать - «ходят» по очереди... И едят здесь же. Про это там не сказано? Нет. Ни одного слова.
Ну, так, приезжаем в новую… зону. Та, хоть, как ты её назови. Главное – колючая проволока, та самая «колючка» уже есть. Ничего еще внутри нет, а она, родимая уже вокруг…
Есть еще домики с теми, кто охраняет, и семьи там у них – тоже, есть. Интересно, как они там в семье? Приходит «хозяин» с работы, а дома все: кто читает, развалился, кто телик смотрит… «Что это за бардак в камере!? Построиться! Лицом к стене!» Потом, очухается: прости , мать, перегнул с устатку… А, что? Трудно же сразу работу за дверью оставить.
Как бы там ни было, в одном большом сарае посреди колючего круга, который все называют по-научному – периметром, устроились… временно. Кормят тоже, как в походе: с полевой кухни… Зато, охрана - не очень… не зверская. Наверное, тоже – недавно на этой службе. Лето короткое в Сибири – все знают. Тёплое, сухое, но короткое. Рассиживаться не приходится: кого в лес - рубить, пилить, кого тут, домовничать – приборка и прочее.
А мы – все молодые и весёлые – на строительство домов. Что-то, вроде посёлочка для работников, для вольных, конечно.
Михаил, да, так его звали. Миша – веселый, здоровенный такой парень лет тридцати с небольшим. Ну, для меня он уже очень взрослый. Дома,рассказывает, занимался всем, что нипопадя: и дома рубил, и Лес пилил, и шишку добывал кедровую… На все руки мастер. Его все сразу зауважали – там таких уважали: крепких, работящих, здоровых и телом, и духом. А где их не уважают? Ни каких воров в законе я не помню. Может они в других местах отбывали, может быть… Быстро Миша разобрался, кто есть кто. Меня, как мало чего понимающего в деле, но «подающего надежды», поставил на обработку брёвен. Подготовку их к тому, чтобы в сруб пустить. Я и ошкуривал, и кромил – обрубал топром так, чтобы у бревна сделать плоскую грань, или две – параллельные. Не так это просто, как оказалось. Но, и сейчас: возьми-ка брёвнышко – смогу и окромить, и паз нужный вырубить… Через неделю я уж на срубе стоял: шканты забивал, мох меж венцов прокладывал, и так далее, и тому подобное…
,
Очень мне нравился наш бригадир. Розовощёкий, балагур такой, очень доброй души парень. Из «семейских». Про семью свою рассказывал. У такого молодого – и трое ребятишек. Мужики гогочут: когда успел Мишка, настрогать? Так у нас свет в село, только в прошлом годе провели – отвечает. Все ещё больше хохочут. И работа спорится. Никого не погоняет Бригадир – само всё делается. И как у него это поучалось? На всё у него были поговорки. Сейчас уже не вспомнить. Скажет какую - человек сразувсё понял: и куда идти, и что делать… Такого – только в большие руководители. А он тут ,с нами, с разнокалиберными, учит нас, да еще и дома растут… быстро, как грибы. Вот, скажи, за что таких ребят туда?
Как-то рассказывал, что за бревна, такие же, из каких мы сруб делаем. Там же, чтоб оформить в лесхозе какую деляну, или, просто - готовых выписать… бумаг – чемодан… Мишка на эти правила только рукой машет: не ворую же, за деньги… а бумажка подождет, некогда… Вот и домахался… Там, в лесхозе, тоже свой «хозяин» есть… Мишка, когда о своем деле сам рассказывал, то нехотя и обязательно с иронией. Вот талант у человека. Сам себя высмеивал. А частушки? Ты не поверишь. На зону баян выписали… Мишка взял, попиликал так, тоже нехотя: мол, у меня дома гармошка звучная такая, двухрядка, а на этом… А потом всё же потянулся: ну-к, ну-к, дай суды, дай!.. Ты бы послушал, как играл… И частушки, частушки, тут же сочинял, представляешь? На любую тему! Прям, на заказ. Человек в зоне, за колючей проволокой. У него семья осталась. Год, как минимум, еще сидеть… А он и бригаду собрал, и дома рубит… До морозов три сруба успели… Ещё и частушки…
Эх… - как-то вздыхает Михаил на перекуре. Кстати, не курил, «семейские» не курят – строго у них с этим… Так, вот, он мне и говорит: удивляются, чего это я так упираюсь, да еще и других подгоняю, не позволяю… волынить. Вот, если по нашему селу пройти, из каждого двора бригадира можно взять, а то и прораба… Не поверишь – говорит – не могу, чтобы без дела, всё что-нибудь делать надо… – смеётся. Здоровый такой, настоящий мишка- медведь. Только, весёлый и добрый…
Зима, 2012 г.