2глава. Ночной бросок

Юрий Гончаренко
5 октября 1941 года около 2000 курсантов артиллерийского и 1500 курсантов пехотного училища, были сняты с занятий, подняты по тревоге и брошены навстречу противнику в направлении города Юхнова.

Тревога.
Ночь.
Бросок,
Построившись поротно.
Угрюмый лес шатром.
И там —
над ним —
звезда.
Такая же почти, как на пилотке:
холодная и алая…
Всегда
мне нравилось мечтать,
смотря на звёзды,
такие одинокие в волнах
бескрайнего простора мирозданья.
И тайные загадывать желанья.
Вот и сейчас оборвалась одна...
Команда: «Не курить!»
И тишина…
Лишь хриплое горячее дыханье.
И мерный топот семи тысяч ног.
И где-то там,
в мозгу,
как наказанье —
звенящая натянутой струной
тревоги нить неясного чего-то,
что вот сейчас должно произойти,
что хищно затаилось на пути,
ощерившись оскалом пулемёта…
 
Снежок летучий начинал кружить.
Расплывчатые в лунном отражении,
по сторонам дороги крались тени
за нами следом
призраков
толпой…
Вот начал лес редеть.
В низине за рекой –
Глуха, заснеженна, бела,
Деревня Красная спала.
* * *
Ни огонька окрест —
хоть глазом уколоться!
Лишь тишь да гладь, не брешут даже псы.
Лишь тонкий дым из труб,
да у колодцев
печально журавли
повесили
носы.
 
Казалось странным и невероятным,
как в этом уголке,
от фронта в двух шагах,
не ведая тревог
так беззаботно спят все?!
Как будто позабыв
простое слово «страх»?
И, каждый про себя,
мы в темноте гадали:
что ждёт там, в темноте,
в заснеженной глуши?
Но, фиксою блеснув
победно,
как медалью,
сомненья наши вскоре разрешил
курносый лейтенантик из разведки,
комбату доложив: в деревне
немцы:
с десяток танков и бронемашин.
И тотчас,
прямо тут же, на дороге,
советом кратким было решено:
ударить по врагу, пока темно,
не дожидаясь утренней подмоги.
 * * *
Ударить первым. Уличный закон
Весьма далёк от правил джентльмена.
В нем подло всё: заточка, дрын, полено,
В лицо внезапно брошенный кулак.

Но если жизнь поставлена на кон,
Когда – тугою тетивою нервы,
Когда пред тобою не соперник,
А беспощадный и заклятый враг,

Когда от боли дыбится земля,
В немой мольбе к отмщению взывая,
Когда на пепелище мать седая
Рыдает безутешно… Чья-то мать... –

Ты станешь ждать?
Ты точно станешь ждать?