I
Смерть вокруг, но в небе ворон причитает:
Поле брани всё в крови, а в крови персты
Зияют среди смрадных трупов, как кресты.
Люди: кто в красном, кто в белом – умирают.
Смерть – единая забава для ею обреченных!
Потоком битвы покачивает Флегия ладью:
Никто не жаждет уж ни адвоката, ни судью,
Война – себе приговор кровью ослепленных.
Не золото им пообещали жадные лгуны:
Небесные чертоги, вечное царство лета.
Вечность – для игры нет проще струны!
Но правда в том: лишена Рая эта планета:
Волк истошно воет на златый серп луны –
Сегодня он, как жаль, остался без обеда.
II
Сегодня он, как жаль, остался без обеда,
Впрочем, свыкся брат: не до наслаждений –
Мыслит голод, невежа, чёрта наваждением.
Всё страшится встречи с бесовой каретой!
Счастливы блаженны – говорят вокруг,
Но где вы видели голодного счастливца?
Миром ходит да, призывая всех молиться,
Собирает Богу повсеместно верных слуг.
Как же так случилось, Черные Кресты,
Что вы, поверив бродяге с того света,
От любых обетов стали вновь чисты?
Ныне не Престол сияет на ордена монетах –
Лютер! В Германии вновь война на версты:
Сталь покрыла землю всю и нет просвета.
III
Сталь покрыла землю всю и нет просвета:
Яростно кипит народ, но не бесов в латах
Проклинает – судьбу мира бедных и богатых,
Ждет свободу-смерть крестами разодетой.
Понять народ несложно – что за мир такой:
Смысл жизни кроется в борьбе и умножении?!
У Собак же, как их кличут ныне, стремление:
Окончить печальную повесть яркою строкой!
Пройдут века, сокроет крепи прахом,
Все уже поймут: строка повесть не кончает,
Но вспомнят протеста вой со страхом.
Что борцы? История! Никто трупы не считает.
Осталась ли хоть какая память шрамом?
Лишь кровь на крестах, что их рога венчают.
IV
Лишь кровь на крестах, что их рога венчают:
"Насильники, уроды без страха Хельхайма!"
"Бесово отродье, упыри! Низость их не тайна!" –
Зубоскалы со страниц историй, брызжа, лают.
Что же дети? Остались ли живы белокровки?
Кто скажет лестное слово, без лжи и вранья,
Не спугнув при этом с наседок стаю воронья?
Смирились с участью рабы, понурив головки!
А что былые враги? Всё танцуют на костях:
Не пройдет и года без праздных феерий!
Но победители тоже виноваты в смертях.
Я, правда, не сомневаюсь ни в коей мере:
Не раз искажали правду про псов-бродяг.
Бело-черные тела: люди ли, иль звери?
V
Бело-черные тела: люди ли, иль звери –
Спорят ныне сказочники и правдорубы,
Но вопрос: что зря попусту дуть в трубы?
Ничто не поделать, навек закрыты двери.
Дверь не приоткрыть ни нам, ни им, ни вам:
Завалена вся ложью и болью поражений,
Пропитана вонью – смрадом разложений.
Оставим как прежде, избежав новых драм.
Что скрыто вековыми вратами? Те же люди,
Что тогда, сейчас смотрят в воду с причала,
Узреть дно не могут доселе: рябь всё мутит.
А истинный облик окутан тайной сначала:
Тень меж могильных плит ветром бродит,
Сокрыт облик шлемом – маской забрала.
VI
Сокрыт облик шлемом – маской забрала,
Кто твои грехи осудит, коль скрыто лицо?
Сколько пыталось узреть твои очи бойцов,
Но всех неизменно слепил блеск метала.
Кто ты – человек или зверь, не знаешь и сам:
Потерялся, забылся в бесконечном потоке.
Ни к чему тебе праведные ученья и упреки,
Когда сызнова мучает голод и жажда с утра.
Забыл ты кровного брата, ныне оружием
Судьба воедино чуждых друг другу связала
Плетением нитей бело-черного кружева.
Ты, твой лик и память – война их украла –
Не значат, их погребет время со стужей:
Тело истлело, а сталь же холодной стала.
VII
Тело истлело, а сталь же холодной стала
Неузнанных братьев, почивших в лесах.
Одна им память – седина старика в летах,
Старика, что бедно век доживает устало.
Что поделать: мечтает он о вечной войне
Старый, дряблый – но живой! И без угроз
Пойдет в смертный бой да, не требуя роз,
Сам по себе уснет в долгожданной труне.
Неужто война – путь верный и легкий?
Кто взглянуть в глаза смерти посмели
Ответят хором смеха, надрывая глотки.
Не робейте, коль печаль в смехе углядели:
То дань убитым врагам – от хлеба щепотки.
А звери то иль люди – не суть теперь ли?
VIII
А звери то иль люди – не суть теперь ли?
Уродов рождает время кровью и войной:
На плахах трупы, вокруг вьется воронье –
Бесхозными останками чинно завладело.
Дети в слезах смотрят на висящих отцов,
Проклиная время, жизнь, врага и, вырастая,
Не сбиваются по пути, но приходят в стаю,
Чтобы не боятся, а страшить самим врагов.
Время всё идет да идет, не зная пререканий,
А стая стала орденом, а он – страной, и зов
На весь мир трубит – собирает со скитаний.
Собирает героев – воинов, лишенных оков.
Кого собрал – того и потерял. Без обещаний!
Что осталось от горстки гордых смельчаков?
IX
Что осталось от горстки гордых смельчаков?
Молитвы, мечтания – и не более, а дальше
Уж всё хуже и хуже, не будет как раньше:
Остудила река времени пыл юных голов.
Казалось, наша жизнь лишь тень былой –
Но нет: играет как прежде солнце на небе,
Всё также выбираем мы тот же жребий,
Так почему ж не распалить жар боевой?
Кровью пробить себе путь из тюрьмы,
Не боясь за потомков, живем-то мы сами!
И то, коль будут оные – умрут, как и мы.
Всю жизнь итак живем в войне и с боями.
А что будет после? Не напрягайте умы!
Лишь лживая память, искаженная веками.
X
Лишь лживая память, искаженная веками,
Гнев, проклятия, брань и слюна потомков,
Не берегущих хрупкого былого обломков –
Судьба всех наших предков, да нас с вами.
История пестрит то белым, то черным,
Бывает, вовсе цвета сливаются в одно,
Образуя на страницах неясное бельмо,
Но редко росчерк становится твердым.
Что же говорить о времени столь далеком,
Что не узреть, ни вспомнить никому из дедов:
Будто сокрыто былое мировым потопом.
А что досталось – ложь! Это ты и без делов
Поймешь, пролистав страницы мимоходом,
Но и во лжи любой истинная правда – остов!
XI
Но и во лжи любой истинная правда – остов.
Неся в умы людей отраву, несут и исцеление,
Меняя будущего строки и былого в мгновения –
Ложь и правда сплелись в свете пляски миров.
И убедительны слова людей недалеких
На фоне бормотания философских умов,
Посвятивших поиску истины силу голов:
Покуда идеал не скуют, не бросят ковки.
Бесконечный путь мудрецов туманом овит,
Часто они были лишь едой для вороньей стаи:
Уж ей-то без толку, кто перед ней лежит.
А обглоданный ею труп улыбается губами –
Догадался, небось, он о правде, но молчит,
И ворон пытается миру поведать устами.
XII
И ворон пытается миру поведать устами
О том, чем не делились отцы с сыновьями,
Но те понимали, проживая жизнь, с боями:
Извечно люди были сами себе палачами.
Смирившись со смертью, приняв за должное,
Мы отреклись от победы в погоне за тенью,
Так ошибочно названной жизнью. Но рвению,
Даренному нам с рождения, дали цель ложную.
А что кресты? Как все, испугавшись смерти,
Поверили столь лучезарным речам попов:
"Закрыв глаза, узрите рай, лишь поверьте!"
Все мы знаем, какой полосой пошел сей шов,
И знаем – не стоит повторять на мольберте
Историю, что не требует тех забытых слов.
XIII
Историю, что не требует тех забытых слов,
Вы прочтете следами в мирно спящих лесах.
Где время идет, но не так как на наших часах,
Вам о бранной славе расскажет уханье сов.
У людей же не спрашивайте – втоптали в грязь
Всю славу и честь собак, которые и сами рады.
Ныне и после попусту речь нелепые тирады:
Победили польский король и литовский князь.
Что сразу приходит на ум? Лютое упорство:
Даже поняв, уж возможно, ошибку, в храме
Бога молили о смерти врага – так просто!
Также, как и деревья опадают листками,
Вновь и вновь, да вспоминает где-то кто-то
О черных крестах, мир устлавших мечами.
XIV
О черных крестах, мир устлавших мечами,
Не поведает вам ни священник, ни пророк:
Ложь и не более, а правда – то крики сорок,
Стрекот их мы встретим, пожимая плечами.
Крепи пусты, тоска по огню: великой славе!
Ногами упираясь в красный от крови настил,
Неблагодарный потомок, плюнь что есть сил –
Великий поступок! Но судить ты не в праве.
Кем вы были, оставив детям кошмары и страх?
Дурную славу стелет вам, а величие скрывает
Тот, кто истинный вовек и всегда людям враг.
Ныне лютует ветер, прахом небо закрывая,
Но в глазницах шлема с рогами рыдает очаг!
Смерть вокруг, но в небе ворон причитает.
MAGISTRAL
Смерть вокруг, но в небе ворон причитает:
Сегодня он, как жаль, остался без обеда –
Сталь покрыла землю всю и нет просвета,
Лишь кровь на крестах, что их рога венчают.
Бело-черные тела: люди ли, иль звери?
Сокрыт облик шлемом – маской забрала,
Тело истлело, а сталь же холодной стала.
А звери то иль люди – не суть теперь ли?
Что осталось от горстки гордых смельчаков:
Лишь лживая память, искаженная веками.
Но и во лжи любой истинная правда – остов!
И ворон пытается миру поведать устами
Историю, что не требует тех забытых слов,
О черных крестах, мир устлавших мечами.