Догорает камин. И в шампанском - зеленые льдинки.
На серванте - сирень. А за дверью - ночная гроза.
Ты. И я у окошка. Русалка на старой картинке,
на ветвях, отвернулась, сидит и не смотрит в глаза...
Получился абсурд: вроде строили башню до неба,
но Господь захотел пошутить, и смешал языки:
нам теперь говорить - что жевать занавески из крепа...
Вот сидим и, с акцентом, молчим,
ни друзья, ни враги...
Но одно очевидно: не видно конца непогоде.
Под навесом купавки на завтрак готовят кутью.
(Хор утопленниц мне величальную песню заводит,
в эту темную ночь по ошибке признав за свою...)
А в такой темноте мы и сами себя не узнаем:
изменяется все - от улыбки до цвета волос.
Только Бобик, чудак, нас приветствует радостным лаем,
но к щенячьим восторгам нельзя относиться всерьез.
А тоска, знай, кружит... как стервятница в поисках пищи...
Или синяя птица?.. но это теперь все равно!
Догорают дрова, обращая очаг в пепелище.
Или с улицы тьма заползла сквозь двойное окно?
Или черт изобрел изощренную форму разлуки -
будто тайно подсыпал какого-то яда в стакан…
Ты меня еле слышишь. Устало зеваешь от скуки.
А в прозрачных глазах - только синий холодный туман.
На досуге меня помяни, если вспомнишь...( бокалы - наполнены )
А прощать и прощаться, ей-богу, не стоит труда...
Жизнь уходит - неслышно... как будто у нас остановлены
все будильники в доме... и плакать - не знаешь когда!
А печальные мавки зовут в хоровод веселиться -
выть да лязгать зубами... ( такое у них ремесло,
чтоб тоску наводить...) Непонятная синяя птица
промелькнет над водой, и ударится грудью в стекло.
И опять со стены одинокая смотрит русалка.
А над озером - ночь. Лишь следы отошедшего дня.
(Всё куда-то уходит...) А мне и понятно, и жалко,
что портрет мой не лжет...
и все меньше похож на меня...