Память - субстанция времени и белого шума.
В моем городе воздух забелен и выстиран начисто,
здесь дома облепил кисель из соленых туманностей,
здесь я - рыба во тьме, сердце в огне чешуек.
Мне бы не плыть по течению и ничего не помнить,
только воздух рвет легкие, жабры насквозь сухие.
Что ты чайка глядишь на меня из родной стихии -
мне знакома твоя тоска и к полетам голод.
Я, как ты, мечтаю спиной поля космоса вспахивать,
голубые предплечья неба осязать ключицами.
Чайка-горе, белесая бражница, с тобой обе птицы мы,
только я летаю во сне, а ты - крылатая.
Что от памяти мне осталось: полет прерывистый,
да все солнце летит под ноги ручьями и лужами.
Чайка-чайка кричит на ветер горлом простуженным,
но по коже ползет тишина, будто кто-то выстрелил.
Так заплачет, бывает, в лесу зверь в одиночестве,
зааукает грустную песню и в листве затеряется.
Чайка-чайка кричит от тоски, от того, что бражница,
а мне маленьким зверем сжаться в комок хочется.
Но я рыба холодная, соль залегла под сердце мне,
ни по лесу бежать, ни по небу лететь - глазеть, молчать.
Чайка-чайка кричит на воду, в которой одна моча,
город пахнет, как мокрая тряпка и китайские специи.
Чайка-чайка, молчи, чайка-чайка, волны укачивай.
От тоски, от любви, от боли. Баю-бай, чайка, баю-бай.