трудная работа

     не случайно меня держат в этом колодце, не случайно, это как бы подсказка, инструкция, я должен заглянуть внутрь себя, чтобы там, на дне, что-то увидеть, нырнуть в колодец души своей и вынырнуть с чем-то в руках, чем-то ужасным, отвратительным, моим признанием, колодец глубок, вода холодна, и там, под водой, перебирает щупальцами мое признание, движет ими, шевелит, и мне предстоит схватить его, извлечь из воды, естественной среды обитания, поднять к свету, на воздух, если бы я осмелился, но невозможно решиться на это сознательно, эта смелость должна прийти изнутри, оттуда же, где таится мое признание, но как это может быть, неужели признание само желает себя обнаружить, хочет быть извлеченным, выговоренным, неужели оно не будет сопротивляться, если я его схвачу и потяну вверх, ну нет, без борьбы оно не уступит, иначе оно давно само явилось бы сюда, в эту камеру, в этот кабинет, но если я хочу положить конец дознанию, мне нужно решиться, осмелиться, прыгнуть, а как же я поднимусь наверх, с признанием в руках, вот для чего там сделаны металлические ступеньки, использовать их при спуске не обязательно, тут нужен прыжок, чтобы сила тяготения разогнала тело до скорости, необходимой, чтобы погрузиться на глубину, достаточную, чтобы коснуться признания, признание не плавает на поверхности, это ясно, оно затаилось у самого дна, что-то бесформенное, аморфное, деформированное, похожее на тушу в мясной лавке, как будто я когда-то был в мясной лавке, нет, только в мясном павильоне, где не найти целой туши, все разделаны на небольшие куски, а что, если я когда-то работал мясником на рынке, в теплых штанах и фуфайке, в синем фартуке, у меня распухшие от холода пальцы, я едва удерживаю нож, поэтому я предпочитаю продавать большие куски, но иногда, часто, меня просят отрезать от большого куска кусочек, народ обеднел, да и семьи не такие, как раньше, многие живут вдвоем или в одиночку, покупают для себя, а много ли человек может съесть, килограмма хватит надолго, поэтому приходится пользоваться ножом, топориком, пилой и другими инструментами, хозяин платит мало, непостижимо, ради чего я терплю эту работу, эти условия, уж лучше разгружать вагоны, работать на лесозаготовках, те же пилы, топоры, разница в том, что деревья стонут, а здесь все происходит в молчании, стоны, крики давно отзвучали, эти куски уже не кричат, резать их можно безучастно, не вникая в то, чем они были раньше, чем бы они ни были, теперь это просто мертвые куски, молчаливые, твердые, холодные, источающие холод, которые они раньше впитали из морозилки, и передающие его моим пальцам, красным и распухшим, похожим на них, нет, нужно сменить работу, скоро я все равно не смогу ее выполнять, здоровье важнее всего, завтра же скажу, что увольняюсь, скажу это сегодня вечером, когда придет дознаватель, посмотрим, будет ли он мне препятствовать, проверим, на чьей он стороне, по какую сторону прилавка.